Луи де Берньер - Бескрылые птицы

А сейчас его вынужденные путешествия ограничивались окрестными городами и селами, где население так же ополовинилось, а ремесленники сгинули. Мехмет обзавелся осликом и теперь, оставшись единственным лудильщиком в округе, пользовался своим преимуществом. Если б не Мехмет, вся утварь снашивалась бы до меди, и люди травились бы собственной стряпней. И то в последнее время народ стал приходить издалека со своими котелками, потому что кто-то в семье уже траванулся. Порой Мехмет благодарил господа, что полуда держится всего восемь месяцев, иначе рухнули бы его виды на долгую жизнь.

Однажды Рустэм-бей незамеченным вошел в мастерскую Мехмета и наблюдал, как тот прилежно лудит сковородку. Сидя на скамье в хаосе невероятного собрания молотков чудной формы, наковален, пестиков и пробойников, ремесленник посыпал медь белой нашатырной солью и часто протирал матерчатым тампоном, который окунал в горшок с расплавленным оловом, булькавший на жаровне у него за спиной. Рустэм-бей поразился, как лудильщик не обжигает пальцы. Закончив со сковородкой, Мехмет почувствовал на себе чей-то взгляд и поднял голову. Он встал и почтительно приложил руку аги к сердцу, губам и лбу. Рустэм-бей оставался единственным в округе состоятельным человеком и был широко известен милосердными тратами на то, чтобы дать работу менее удачливым.

Удача — понятие относительное, и Рустэм-бей определенно не чувствовал себя счастливчиком. Все интересные люди, с которыми он привык общаться и беседовать, исчезли, включая итальянского офицера. Бегство Лейлы-ханым оставило дыру в сердце и жизни, хотя из-за душевного одиночества Рустэм беспринципно взял в любовницы всех трех дочерей армянина Левона и содержал их в домах на противоположных краях своего поместья. Он не стал циником в любви вообще, но смирился с мыслью, что ему не дано ее испытать. Отвергнутая жена Тамара уже давно покоилась в сосняке с белыми надгробьями.

Рустэм-бей часто вспоминал, как посыльная из борделя словно ударила поддых, когда сообщила о смерти Тамары-ханым и спросила, не будет ли каких указаний, иначе тело завалят камнями среди древних гробниц, где обитал Пес. Причиной смерти называли чуму, занесенную с хаджа, но в душе Рустэм знал, что она умерла от истощения, и убедился в этом, когда, забирая тело, увидел, как страшно изменилось ее некогда миловидное лицо. Он заказал достойный саван и приличную могилу в хорошем месте. Погребение проводил новый имам с прислужниками. Рустэма качнуло от ужаса и горя, когда тело Тамары опускали в землю. Могилу побелили, а надгробие в виде тюльпана раскрасили зеленым и красным. После похорон Рустэма вновь затопила усталость человека, понимающего, что зажился на этом свете, — усталость эта может появиться в любом возрасте.

Подобно другим, кто остался жить среди нехватки многого, Рустэм-бей ощущал себя привидением в стране призраков. Теперь приходилось воображать то, что некогда было повседневной реальностью: колокольный благовест, шумные гулянки на христианских праздниках, отмечавшихся едва ли не каждую неделю, и просто пышное многообразие жителей общины. Сам Рустэм-бей стал покорнее и мудрее. Побитый и надломленный жизнью, он все же сохранил достоинство и не утратил веры в свою роль в ее спектакле. Ни жена, ни Лейла-ханым, ни три нынешние любовницы так и не подарили ему детей, что печалило и заставляло сомневаться в себе.

Он сильно изменился внешне. Силы остались, но былая мускулистость исчезла, и Рустэм казался ниже ростом. Щеки ввалились, поскольку он стал терять зубы, а волосы и усы давно уже начали поход из черноты в белоснежность. Как современный человек, Рустэм, напрочь отказавшись от шальвар и кушака, привычно носил франкскую одежду. Пистолеты и кинжал с серебряными рукоятками редко теперь служили ему украшением, а после запрета Мустафы Кемаля на фески, над которыми потешался весь мир, Рустэм пристрастился к мягкой фетровой шляпе. Рустэм убрал феску в ящик, но временами доставал и крутил в руках, потому что без нее казался себе каким-то ненастоящим.

В мастерской после приветствия лудильщика Рустэм-бей сказал:

— Мехмет-эфенди, я хочу вам кое-что заказать и готов заплатить по честной цене.

— Я всегда запрашиваю честную цену, — ответил Мехмет, польщенный обращением «эфенди», хотя он вовсе не был образованным человеком.

— Я видел сон, — продолжил Рустэм-бей. — Мне приснилось большое медное блюдо, такой, знаете, экмек сач, хлебный поднос, и на нем был особый узор. Проснувшись, я понял, что хочу иметь такое блюдо. Рисунки я запомнил.