«Выросший в пограничье бывшей империи, Игорь Клех навсегда сохранил напряженный, пристальный и слегка подозрительный взгляд пограничника», — таким видит нашего героя Лев Рубинштейн («Еженедельный Журнал», 2002, № 3 ). Вот пока я собирался что-нибудь написать о Клехе, умные люди уже высказались.
Ольга Славникова: «„Книга со множеством окон и дверей“ И. Клеха являет собой еще один образец non-fiction, где через персону автора выясняется отношение искусства к действительности. И. Клех по преимуществу прозаик [22] Игорь Клех — первый лауреат премии Юрия Казакова (учрежденной Благотворительным Резервным фондом и журналом «Новый мир» за лучший рассказ 2000 года).
, поэтому, о чем бы он ни говорил, он стремится писать прозу. <���…> Интонация весьма узнаваема. Бывает, что Набоков привязывается, будто популярный шлягер: мычишь его и мычишь. Впрочем, в сочинении собственных слов на известную „музыку“ есть известный ресурс, в том числе иронический и полемический. Кроме того, писать после Набокова и Платонова простым неокрашенным языком — неценно и бессмысленно. И хотя И. Клех на словах сильно возражает против сверхплотной прозы, на деле он учитывает ее уроки. Поэтому читать его тексты „вкусно“ — независимо от того, имеют ли они предметом „вращательную природу времени“ или украинский борщ…» («Время MN» от 17 января 2002 года ).
Елена Дьякова: «Эссеист, о чем бы он ни… — говорит о себе. Книга его — чертеж картины мира, куда входят и карпатские села, и Нестор-летописец, и Петр Великий, и украинское барокко, и сецессионизм Бруно Шульца, и сокровенный человек Платонова. И уверенность в том, что психика людей (включая тех, кто „загружен по ватерлинию боезапасом душевного комфорта“) управляется „лунным притяжением“ великих книг. А также в том, что рыбная солянка без грибов — перевод продукта. Это картина мира абсолютно нормального и действительно культурного человека. До такой степени нормального, что хоть по ярмаркам вози. Иерархия текстов и объектов на редкость тщательно по нынешним временам выстроена и отцентрована (воспользуемся авторским термином). Но вид из „окон и дверей“ книги — почти беспросветный, зябкий, как весна у Саврасова…» (сетевая «Газета. Ru» от 17 января 2002 года ).
Павел Басинский: «…В-третьих, Клех — единственный современный писатель, который искренне не любит реализм. Все остальные только прикидываются, что его не любят, а сами тайком почитывают и посматривают именно самые примитивные реалистические книги и фильмы. Клех же — модернист натуральный. Он, в принципе, свободно владеет приемами реалистического письма. Когда он описывает украинский борщ или баклажаны в углях, то несколько даже поигрывает мускулами своей письменной речи, точно культурист на подиуме. Одной, главной, тонкости он, правда, не знает. Реализм не мясо языка, но свет. Глаза девушки, как мокрая смородина, — это не реализм, а штукарство. Убери это сравнение у Толстого, и от Катюши Масловой ничего не убудет. А вот назови он Катюшу, например, Мариной или Олинькой — и все пропало. Впрочем, Клех Толстого не любит, о чем он давно отважно заявил на „круглом столе“ в „Литературной газете“. <���…> Потом Клех где-то написал, что когда он попадет в ад за свои модернистские грехи, то его накажут таким образом: заставят вечно читать бесконечный реалистический роман. Надо ли говорить (добавлю от себя), что это будет как раз „Анна Каренина“ с бесконечным продолжением?» (интернет-журнал «Топос» ).
Что я, грешный, могу к процитированному добавить? Почти ничего. В сборнике есть разделы: О целях, О книгах, О видениях, О местах, О блюдах, Рецепты. О себе. Лучшее — о кошках и собаках. Да, большое достоинство — ХОРОШИЙ КРУПНЫЙ ШРИФТ. Но Рубинштейн жалуется на опечатки.
Станислав Рассадин. Русская литература: от Фонвизина до Бродского. М., «СЛОВО/SLOVO» , 2001, 288 стр. Серия: «Большая библиотека „СЛОВА“».
А у Рассадина шрифт мелкий, но бумага лучше. И симпатичные (черно-белые, но многочисленные) иллюстрации. «Это необычная история русской литературы XVIII — XX веков», — читаем на четвертой странице обложки. Но, несмотря на квазиакадемическое название, это скорее хронологически выстроенный сборник эссе о русских литераторах. Эссе, частью печатавшихся в периодике и соответственно отмеченных в «Периодике» новомирской. Крылов. Барков. Батюшков. Жуковский. Пушкин. Гоголь. Белинский. Вяземский. Лермонтов. Герцен. Тютчев. Гончаров. Тургенев. Достоевский. Блок. Чехов. Гиппиус. Мандельштам. Ахматова. Пастернак. Цветаева. Ходасевич. Есенин. Булгаков. Замятин. Маяковский. Бунин. Твардовский. Чуковский. Набоков. Солженицын. Шукшин. Окуджава. Искандер. Ерофеев [Венедикт]. Буквально все друзья и знакомые Кролика — не перечесть. (В книге есть именной указатель, ура!) Но любопытно: чем дальше вглубь веков, тем интереснее, и наоборот. Как будто даже относительное приближение к презираемому Рассадиным литературному сегодня наводит на него уныние и апатию. Вот Клех: что о Пушкине, что о Салимоне… (Станислав Борисович, это я так шучу).
Читать дальше
