Джеймс Клавелл - Благородный Дом. Роман о Гонконге.

— Благодарю вас. Я позвоню. Если не в этот раз, так в следующий. Когда-нибудь приеду в Токио.

Помолчав, японец заметил:

— Если хотите, можем и не обсуждать Чанги. Я был бы рад получше познакомиться с вами. У Англии и Японии много общего. А сейчас прошу извинить, думаю, мне надо сделать ставку. — Он учтиво поклонился и ушел.

Кейси пила маленькими глотками кофе.

— Вам трудно это далось? Вся эта вежливость?

— О нет, Кейси. Нет, совсем нет. Мы теперь на равных, я и он, да и любой другой японец. У японцев — и корейцев, которых я особенно ненавидел, — были штыки и пули, а у меня ничего. — Он вытер пот со лба, и его губы искривились в улыбке. — Махлу, я не готов был встретить здесь кого-то из них.

— Махлу? Это что, по-кантонски?

— По-малайски. Значит «стыдливый», — пояснил он и улыбнулся про себя. Это была лишь часть выражения пуки махлу. Махлу — «стыдливый», пуки — «золотая ложбинка». Этой части женского тела малайцы приписывают самые различные чувства: голод, грусть, доброту, ненасытность, нерешительность, стыд, злость — все и вся.

— Стыдиться тут нечего, Питер. — Она не поняла всего подтекста. — Меня поражает, что после всех ужасов плена вы вообще можете с кем-то из них говорить. А книга мне на самом деле понравилась. И надо же, он тоже её читал!

— Да. Я просто обалдел.

— Можно задать вам вопрос?

— Что?

— Вы как-то сказали, что Чанги — это рождение заново. Что вы под этим понимаете?

Он вздохнул.

— После Чанги мы все стали другими, навсегда изменились жизненные ценности. Например, притупился страх перед смертью: мы видели слишком много смертей, и у нас иное понимание смерти по сравнению с другими, нормальными людьми. Мы — те немногие, кто выжил, — в своем роде динозавры. Думаю, любой, кто побывал на войне, какой угодно войне, и вернулся оттуда целым и невредимым, смотрит на жизнь по-другому.

— И что же вы видите?

— Я вижу множество нелепостей, которые почитаются как начало начал и конечная цель бытия. Вы представить не можете, сколько этой ерунды в «нормальной», «цивилизованной» жизни. Нам, бывшим узникам Чанги, в известном смысле повезло: мы прошли через чистилище и знаем, в чем истинный смысл жизни. То, что вас пугает, для меня совсем не страшно, а над тем, чего страшусь я, вы просто посмеетесь.

— Например?

Он ухмыльнулся.

— Ну, хватит про меня и мою карму. Мне тут только что шепнули… — Он умолк и, широко открыв глаза, стал смотреть куда-то мимо Кейси. — Боже милостивый, кто это?

Кейси засмеялась.

— Рико Грессерхофф. Она японка.

— А кто здесь мистер Грессерхофф?

— Она вдова.

— Святые угодники!

Они смотрели, как Рико прошла через комнату на террасу.

— Не смейте, Питер!

В его голосе послышалось олимпийское величие:

— Я же писатель! А это объект, достойный исследования!

— Чепуха!

— Вы правы.

— Питер, говорят, все первые романы автобиографичны. Кто вы в этой книге?

— Один из персонажей, конечно.

— Кинг? Американский капрал, король «черного рынка»?

— О нет. Не он. И на этом довольно о моем прошлом. Давайте поговорим о вас. Вы уверены, что у вас все в порядке? — Он не отрываясь смотрел ей прямо в глаза, желая выведать правду.

— Что?

— Я слышал, вчера вечером вы были в слезах.

— Чушь.

— Правда?

Она помедлила, поняв, что он сумел заглянуть к ней в душу.

— Конечно. У меня все хорошо. — Пауза. — Когда-нибудь… когда-нибудь я, возможно, попрошу вас об услуге.

— Вот как? — Он нахмурился. — Я в ложе Мак-Брайда, это через две по коридору. Вполне можете зайти, если будет нужно. — Он снова бросил взгляд на Рико. Довольное выражение на его лице погасло. Она разговаривала с Робином Греем и Джулианом Бродхерстом, парламентариями-лейбористами. — Похоже, сегодня не мой день, — пробормотал он. — Я вернусь позже, нужно сделать ставки. Пока, Кейси.

— Что же вам только что шепнули?

— Номер седьмой, Уиннерз Дилайт.

Уиннерз Дилайт, аутсайдер, ловко выиграла забег, опередив на полкорпуса фаворита, Экселент Дэй. Ужасно довольная собой, Кейси встала в очередь перед окошком, где выплачивались выигрыши, сжимая в руке счастливые билеты и остро ощущая завистливые взгляды тех, кто проходил по коридору рядом с ложами.

В других окошках игроки уже отчаянно ставили на второй забег, первый этап двойной кинеллы. Чтобы выиграть кинеллу, они должны были угадать, кто придет первым и вторым в любом порядке. При двойной кинелле второй забег шёл вместе с пятым, который сегодня обещал стать главным событием дня. Сумма выплаты по двойной кинелле могла оказаться огромной, а шансы угадать всех четырех лошадей были невероятно малы. Минимальная ставка — пять гонконгских долларов. Верхнего предела не устанавливали.