Джеймс Клавелл - Благородный Дом. Роман о Гонконге.

— Но сначала я хо…

— Сначала? Сначала? — Она с удовольствием ощутила, как он наливается силой. — Ах, какой ты могучий! Неудивительно, что все шлюхи с червивыми ртами желают моего старого Батюшку, айийя, такого сильного, страстного, восхитительного мужчину.

Она ловким движением высвободила ян. Проворно завладев им, она не оставляла Банкира Квана в покое, пока он не стал ловить воздух ртом, как рыба.

— В кровать, моя дорогая любовь, — прохрипел он. — Сначала бренди, потом немного поспим и…

— Абсолютно верно, но не здесь, о нет! — твердо заявила она, помогая ему встать.

— Как? Но ведь предполагается, что я на Тай…

— Да, так что лучше всего тебе отправиться в свой клуб!

— Но я…

— О, ты и так довел свою бедную Дочку до изнеможения. — Делая вид, что лишилась последних сил, она привела его в порядок, помогла встать и проводила до двери прежде, чем он сообразил, что происходит. Там она страстно поцеловала его, поклялась в вечной любви, пообещала, что они увидятся завтра, и выставила любовника из квартиры.

Шатаясь, он уставился на закрытую дверь. Колени подгибались, кожа была липкой. Хотелось колотить в эту дверь и требовать продолжения — в кровати, за которую заплатил он. Но Кван этого не сделал. Сил уже не было, и он поковылял к лифту.

Спускаясь вниз, Банкир вдруг расплылся в довольной улыбке. Врученный ей чек покрывал только месячную квартплату. Она забыла, что месяц тому назад он обещал увеличивать эту сумму на пятьсот долларов ежемесячно. «И-и-и, Восхитительный Роток, — фыркнул он, — в конце концов ян перехитрил инь! О, какую славную взбучку я задал тебе сегодня, о, какие „тучки и дождь“! Сегодня я действительно испытал „малую смерть“ и „великое рождение“, и, конечно же, это стоит и двойной месячной ренты, даже если она возрастет!»

Венера Пань закончила чистить зубы и стала поправлять макияж. В зеркале ванной она заметила свою ама.

— А Пу, — пронзительно выкрикнула она, — принеси мой плащ, тот старый, черный, и вызови по телефону такси… И поторопись, или я надаю тебе оплеух!

Старуха суетливо поковыляла выполнять приказание, радуясь, что настроение хозяйки улучшилось.

— Такси я уже заказала, — прохрипела она. — Оно будет ждать внизу у бокового входа, как только Матушка спустится, но лучше бы дать Батюшке пару минут, на случай если он чего заподозрил!

— Ха, этот старый Черепаший Панцирь [291] Черепаший панцирь (кит. гуй) — рогоносец, ублюдок. сейчас уже ни на что не годится! Ему бы доползти до заднего сиденья своей машины, чтобы его увезли в клуб!

Венера Пань последний раз провела губной помадой по губам и улыбнулась своему отражению в величайшем восторге.

«Ну, а теперь за бриллиантом!» — взволнованно подумала она.

— Когда видеть снова, По-ол-л? — спросила Лили Су.

— Скоро. На следующей неделе. — Хэвегилл уже оделся и нехотя взял плащ.

Номер был небольшой, но чистый и приятный, с ванной, горячей и холодной водой: все это установила администрация отеля, тайно, за большие деньги и с негласной помощью специалистов из управления водоснабжения.

— Я позвоню, как обычно.

— Почему грустный, По-ол-л?

Хэвегилл повернулся к ней. Он не говорил, что скоро уедет из Гонконга.

Лили смотрела на него из кровати в блеске своей молодости и наготы. Его подругой она была уже почти четыре месяца. Но не его одного, потому что он не оплачивал ренту и другие расходы девушки, платной партнерши из дансинга «Хэппи хостесс» на коулунской стороне, его любимого ночного заведения.

Владельца дансинга, Одноглазого Пока, в банке ценили как давнего клиента, а мама-сан, женщина умная, ценила его клиентуру. За годы у Хэвегилла перебывало много девиц из «Хэппи хостесс», большинство заглядывали на несколько часов, некоторые задерживались на месяц, очень немногие — на больший срок. За пятнадцать лет лишь один прокол: девица пыталась шантажировать его. Он тут же встретился с мама-сан. Девица исчезла в тот же вечер, и ни её, ни её сутенера из какой-то триады больше никогда не видели.

— Почему грустный, хейя?

«Потому что я уезжаю из Гонконга, — хотелось сказать ему. — Потому что я мечтаю владеть тобой безраздельно, а не могу, не должен, не осмеливаюсь — никогда не желал этого ни с кем прежде. Боже милостивый на небесах, как я хочу тебя».

— Не грустный, Лили. Просто устал, — проговорил он вместо того. — А ещё навалились эти неприятности у банка.

— Все будет хорошо, — ободряюще произнесла она. — Позвони скоро, хейя?