Джеймс Клавелл - Благородный Дом. Роман о Гонконге.

— Какая сове…

— Закрой рот и слушай! Его полный черепашьего дерьма труп найдете в телефонной будке у «Голден ферриз», на коулунской стороне. А ты скажи своим, мать их ети, начальникам, чтобы смотрели за врагами Китая, а не пялились в свои вонючие, ети их, дырки!

Он тут же повесил трубку и выбрался из кабины. На миг он обернулся, плюнул на труп, потом закрыл дверь и вместе с напарником влился в поток пассажиров, направлявшихся к парому на Гонконг.

Они не заметили, что за ними следят. Невысокий коренастый американец, одетый как все туристы, с неизменным фотоаппаратом на шее, стоял, прислонившись к планширу правого борта, прекрасно сливаясь с толпой, и, пока паром полным ходом шёл к острову Гонконг, щелкал затвором, направляя объектив то в одну, то в другую сторону. Но, в отличие от остальных туристов, пленка у него была особая, как и объектив и весь фотоаппарат.

— Привет, приятель, — широко улыбнулся подошедший к нему другой турист. — Неплохо проводишь время?

— Точно, — согласился первый. — Гонконг — классное место, а?

— Да, это можно повторять без конца. — Он повернулся, окидывая взглядом открывавшийся вид. — Это тебе не какой-нибудь Миннеаполис.

Первый тоже повернулся, следя боковым зрением за двумя китайцами, и проговорил шепотом:

— У нас проблемы.

Другой турист побледнел.

— Мы потеряли его? Он не мог уйти тем же путем, что и пришел, Том. Я уверен. Я следил за обоими выходами. Я считал, что он у тебя на приколе в будке.

— То, что его прикололи, это точно. Оглянись: в центральном ряду — китаец в белой рубашке и ещё один, рядом. Эти два сукиных сына и вырубили его.

— Господи! — Марти Повитц, один из агентов ЦРУ, которым было приказано следить за «Советским Ивановым», осторожно посмотрел на двух китайцев. — Гоминьдан? Националисты? Или коммунисты?

— Не знаю, черт побери. Но труп остался там, в телефонной будке. Где Роузмонт?

— Он у… — Повитц осекся и снова превратился в благодушного туриста, потому что пассажиры стали толпиться ближе к выходу. — Ух ты, глянь вон туда, — громко произнес он, указывая на вершину Пика. Высокие жилые дома и другие здания, разбросанные по всему склону, были ярко освещены, особенно один, очень высокий, самый высокий частный особняк в Гонконге. Весь залитый светом, он сверкал, словно драгоценный камень. — Слушай, тот, кто там живет, должно быть, чувствует себя как на вершине мира, а?

— Вероятно, дом какого-нибудь тайбаня, — вздохнул старший из них двоих, Том Конночи. Он задумчиво закурил, и закружившаяся по спирали спичка канула в темной воде. Потом, за разговором, не таясь, как турист, он сделал снимок дома и как ни в чем не бывало дощелкал пленку, сфотографировав ещё несколько раз тех самых китайцев. Перезарядив фотоаппарат, он незаметно передал рулон экспонированной пленки партнеру и сказал, еле шевеля губами: — Позвони Роузмонту, сразу, как пристанем. Скажи, что у нас проблемы. А потом займись сегодня вечером проявкой вот этого. Я позвоню, когда эти двое устроятся на ночлег.

— С ума сошел? Не один же ты будешь следить за ними?

— Придется, Марти. Пленка может оказаться важной. Ею мы рисковать не можем.

— Нет.

— Черт возьми, Марти, я — тайбань этой операции.

— Как нам приказано, двое ве…

— Плевать на то, что приказано! — прошипел Конночи. — Твое дело позвонить Роузмонту и не испортить пленку. — Потом громко произнес: — Прекрасный вечер для прогулки под парусом, а?

— Точно.

Он кивнул на сверкающую отблесками света вершину Пика и навел на неё аппарат через сверхмощный видоискатель с телескопическими линзами.

— У тех, кто там живет, никаких проблем, а?

Данросс и Бартлетт стояли друг перед другом в Долгой галерее у выхода на лестничную площадку. Они были одни.

— Вы заключили сделку с Горнтом? — спросил Данросс.

— Нет, — ответил Бартлетт. — Ещё нет. — Он выглядел так же свежо и строго, как и Данросс, и смокинг сидел на нем столь же элегантно.

— Ни вы, ни Кейси?

— Нет.

— Но вы рассматривали возможности?

— Мы делаем бизнес, чтобы делать деньги, Иэн, — как и вы!

— Да. Но есть ещё вопросы этики.

— Гонконгской этики?

— Могу ли я спросить, как долго вы имеете дело с Горнтом?

— Около шести месяцев. Вы согласны с нашим сегодняшним предложением?

Данросс старался скрыть усталость. Встречаться с Бартлеттом сегодня не хотелось, но это оказалось необходимым. Он чувствовал на себе взгляды со всех портретов на стенах.

— Вы сказали: во вторник. Я и скажу вам во вторник.