Юрий Морозов - Если бы я не был русским

— Пошёл ты, — сказал он, отворачиваясь от Грека и Клары и входя в воду. — Приготовь лучше носовой платок побольше себе под коленки на случай грекопадения. А то, как бы порточки лебединые свои вновь не позапачкал.

Вплавь огибая скалу, ещё издали с моря он увидел, что Илона волновалась, но при виде его целого и невредимого, выходящего из воды, лицо её прояснилось, а Ивэн с радостью и раскаянием думал, что всё равно милее Илоны женщины на свете не сыскать, и пора бы перестать ему её обманывать и мучить.

— Когда ты один долго плаваешь в море, у меня возникает чувство ревности, — улыбаясь, сказала ему Илона.

— К кому?

— К морю. Мне кажется, оно вступает с тобой в слишком интимные отношения, потому что море в этой бухте очень уж женоподобное.

— Знаешь что, я начинаю бояться тебя. Ты всё время как будто в воду глядишь. С морем, да и не только с ним (но с ним особенно), у меня с юности возникли странные отношения. Антропоморфность морской волны и вообще природы в период полового созревания возбуждала меня гораздо сильнее, чем фото голых красоток, натура, подсмотренная в женских раздевалках и общественных туалетах, или исступлённые эротические фантазии раскалённого юношеского воображения. Я ощущал природу не привычной матерью, а любовницей или женой. Я испытывал настоящее физическое влечение к деревьям в лесу, к болотному мху, к цветам, снежным сугробам и, конечно, к царице моего гарема — морской воде. Я боролся с чувственным зовом природы, как борется наркоман, ещё не по уши ушедший в свои «соломки», «шишечки» и «колёса». Даже когда появился опыт любовной игры с женским телом, меня всё равно не покидало чувство, что сугробы, цветы, женщины, деревья и вода морей — это всё одно и то же, одна универсальная любовница, а её отдельные детали — это только вспышки предчувствия чего-то божественного, невероятного, какой и должна быть любовь.

На следующий день Вероника была на месте и, заметив его, тоже вошла в воду и поплыла навстречу.

— Плыви за мной! — крикнула она Ивэну, и он послушно стал ввинчиваться в толщу вод за ней дальше вдоль скалистых берегов. На одно мгновение ему почудилось, что не ногой она плеснула перед ним, а серебряным русалочьим хвостом, но, нырнув поглубже, он глянул снизу сквозь лазоревую просинь на мерно работающие безупречным брассом две сильные женские ноги и, усмехаясь, выплыл на свет Божий. Может, то и были два серебристых хвоста, да ему хотелось ног. Они выбрались на большой камень в неком подобии грота. Это место Ивэн помнил ещё с детских лет, так как не раз прятался здесь, играя с друзьями в разные игры и приключения. Заплывал он сюда и с Кларой.

Камень по самые брови зарос густой коричнево-зелёной бородой водорослей, и длинные лохмы её вяло шевелились в перпетуум-мобиле волн. Раньше он был способен часами созерцать это вечное движение, впадая в медитативное оцепенение под шум и коловращение воды.

— Я не хотела, чтобы Макс снова застал нас вдвоём. Он по временам бывает просто не в себе, и я из-за этого с ним часто ссорюсь. Недавно он разбил свою машину только потому, что кто-то влез перед ним без очереди на заправку. Он стал таранить этого несчастного «Жигуля» и покорёжил его всмятку, разбив при этом в пух и прах и свою «Тойоту». Из-за вчерашнего мы тоже поссорились. Хотя ты и вёл себя не по джентльменски, но его бандитские ухватки мне совсем ни к чему. Я давно с ним хотела расстаться из-за этого, но всякий раз он уступал мне и превращался вновь в цивилизованного человека. А вчера он разъярился не на шутку, устроил скандал и ругал меня, как сутенёр ругает провинившуюся проститутку. В общем, мерзость. И хотя ты отчасти спровоцировал это, но ведь на твоём месте мог быть любой другой.

— Не думаю, — ответил Ивэн, — соратников по железнодорожно-пароходному пробегу Петербург-Москва-Киев-Одесса-Крым я что-то больше не приметил.

А Вероника умолчала о том, что семейная сцена разыгралась гораздо более унизительной, чем та, о которой она поведала Ивэну. Когда она сбегала по лестнице из квартиры, где происходило объяснение, муж выстрелил сверху ей вслед. Пистолет был газовым, но стрелять в спину любимой женщины! Ха, любимая. Этот бердичевский Аль Капоне использовал её как средство от клопов, похоти и скуки, а когда она послала его к чёрту, схватился за пистолет. Хрена с два бы она вышла за него, если бы он не являлся для неё щитом и сейфом.

— …и мне очень жаль, — между тем продолжал Ивэн, — что я спровоцировал своими необузданными действиями семейный катаклизм. Я искренне раскаиваюсь и сожалею… — тут он запнулся, потому что вспомнил, как извинялся на этом же камне перед Кларой за то, что она из-за него поссорилась со своей подругой. А потом он пытался поцеловать её, а она не давалась…