Он заговорил с ней, окутанной прозрачным пылающим маревом: "Я утолю твою жажду родником моей мечты, я сложу для тебя песню из пастушеских мелодий нашей деревушки. Я омою лик твой пригоршнями лучей утренней зари, каждой зари! Я окутаю душу твою вечерним закатом, сотканным моей винтовкой! Я напишу тебе стихи, подобные невинному детскому смеху, кроткому блеянию ягнят, благоуханному аромату цветов. Каждое утро я стану устремляться высоко в небо, чтобы возвестить миру твое имя, пока ты сама не станешь миром. Как я люблю тебя и как я стражду! Как хочется мне увидеть это будущее, о котором ты рассказывала мне, будущее, полное . очарования! Я вижу тебя в этом будущем шествующей в одеждах, сотканных из лучей зари!"
Она прижала его к своей груди, поцеловала, и
любовь разлилась по всему его исхудавшему телу. Она любит его, если обрушивает на него все потоки своей любви, вопрошая о далеком прошлом, чтобы прибавить ему силы и твердости. Он идет к своему будущему твердой поступью, чтобы поймать звезды и лучи!
Танки строятся в длинные колонны, чтобы скрыть день!
Летят самолеты, плотным покрывалом заволакивая небо, чтобы помешать свету проникнуть на землю!
А она освещает землю своим светом...
Прекрасная женщина любуется им!
Она не боится ночи, вот уже она играет с луной...
Пространство сжимается до размеров обычной комнаты. Мечта сжимается и превращается в бутыль с питательным раствором.
А желание сыновей узнать о завещании разгорается все пуще: "Посмотрим, что будет сказано в завещании!"—"Посмотрим, что он нам оставит в конце концов!.."
Они снова возвращаются в комнату и выжидательно смотрят на больного. Тот смотрит на них. Вперед выступает седьмой сын: "Бесценный ты наш, мы тебя так уважали и любили..."
Четвертый сын: "Наш самый бесценный, мы так тебя уважаем и любим!"
Седьмой сын: "Будь как Абу Бакр7!"
Четвертый сын: "Будь как Омар8!"
Первый сын: "Стань пророком!"
Входит врач: "Прошу вас, он в очень тяжелом состоянии!"
Они уходят в соседнюю комнату и начинают ждать. Их слова теряются где-то в пространстве комнаты. Они не дошли до сознания больного, кроме последних слов, "стань пророком!". Он устало говорит себе:
"Пророком? Но чьим? Я— влюбленный".
В воображении его ясно возникают черты его любимой жены, он слышит ее голос, обращенный к нему, предостерегающий, пробуждающий его: "Не будь глупцом! Я не создана ни для кого! Я не такая, как другие женщины! Я люблю того, кто любит меня, но и новая любовь не сотрет с души моей воспоминания о прошлой любви! Я не принадлежу никому. Я другого рода... Моя любовь так необъятна, она не может сойтись на одном человеке. Прими от меня то, что я дарю тебе. Я утолю твою ненасытную молодость. Будь как прохожий, которого одолела жажда и который наткнулся на полноводный источник... Не спрашивай, кто пил из него до тебя и кто припадет к нему после!"
Больной вспоминает все это. Его восхищает эта неколебимая логика. "Боже мой! Как мала моя любовь, как коротки мои мечты!"
"Не спрашивай, кто пил до тебя и кто придет после!"
Слова меркнут в его сознании, а перед глазами вновь вырисовывается бутыль с питательным раствором, и где-то в глубине души остается мысль: "Я—разорвавшаяся электрическая свеча! И все же свет остается... Свет не исчезает и не сгорает. Новая свеча — и свет вернется. Я не источник света, я был свечой совсем недолго и излучил совсем немного света. И лучи не всегда были прямыми... Бури гнут порой самые крепкие мачты! А каждой свече необходим большой приток энергии!"
Входит первый сын, спокойно говорит отцу: “О странник, ответь же своим сыновьям, что вопрошают тебя: "Я не завещаю вам ничего, кроме матери. Разве можно делить матерей?"”.
Больной долго и пристально вглядывается в его лицо. Улыбается ему. Ласкает взглядом. И опускает веки!
