Эфраим Баух - Завеса

Берг боялся себе признаться в этом, но его больше интересовало, как выглядит хозяин кафе перед въездом в Бней-Брак, кафе, воистину ставшего легендой. В эти дни там появился телевизионный приемник с достаточно большим экраном, обращенным на улицу, так, что жители Бней-Брака стали толпиться на противоположной стороне улицы. Приносили складные стульчики, усиленно молились, открыто косясь на экран, как можно коситься на небо, облака, деревья, которые всегда были упоминаемым окружением в Торе, Талмуде и особенно в «Зоаре».

Они уже не могли удовлетвориться лишь снимками в газете. Им требовались картинки, движущиеся, как сама жизнь, хотя во всех передачах речь шла о смерти. Потрясали кадры тысяч израильтян рвущихся в израильское посольство в Вашингтоне с требованием немедленно отправить их на фронт. Эти-то, в основном, были резервисты. Но еще более удивительным были кадры, прилетающих в страну в эти дни репатриантов из Советского Союза, тоже требовавших посылать их в бой прямо из аэропорта. Непонятно было, как эта сверхдержава, стоящая за всеми уловками Египта и Сирии, разрешила евреям выезд.

Хотя в синагоге все усиленно молились, Берг внезапно ощутил какой-то сквозняк, слабо пронесшийся поверх голов. Передавали шепотом: Армия обороны Израиля форсировала Суэцкий канал, полностью окружена третья египетская армия, наши танки в сорока километрах от Дамаска.

Газету со снимком, на котором окруженные египетские солдаты выстраивают в ряды сотни пластмассовых канистр с водой и читают листовки, сбрасываемые израильскими вертолетами, призывающие их прекратить сопротивление, сдаться в плен в обмен на беспрепятственное возвращение в Египет, вырывали друг у друга из рук.

Был момент, когда мир замер на грани Третьей мировой войны: ядерные силы СССР и США были приведены в высшую боевую готовность.

Неужели, думал Берг, прав был, по словам Вайсфиша, Бубер, утверждавший, что Святой, благословенно имя Его, опустил Завесу между Собой и миром, более того, между Собой и своим народом?

В эти дни жесточайшей войны посторонний наблюдатель, оказавшийся в Бней-Браке, мог бы подумать, что жители его обитают на Марсе, настолько они казались далекими от реальных событий, но это лишь казалось. Эти жители, не пользующееся радио и телевидением, получающие весьма скудную информацию, выработали особое чутье мгновенного получения самой насущной информации, даже опережающей свое подтверждение, которое всегда оказывалось верным.

Когда напряжение несколько спало, Берг, пропадавший в синагоге с раннего утра допоздна и почти не прикасавшийся к пище, вышел, подобно больному, пережившему кризис и вышедшему из больницы на слабых подламывающихся в коленях ногах.

В запертой мастерской пылились стиральные машины, требующие починки, но никто из их владельцев не теребил Берга.

Берг постепенно приходил в себя, когда неожиданный удар чуть вообще не сразил его. Странные совпадения, по мнению Берга, явно посылаемые свыше Святым, благословенно имя Его, бывают в жизни.

Первого декабря страшного семьдесят третьего года, с разницей в несколько часов, скончались на восемьдесят седьмом году жизни «этот Бен-Гурион» и отец Берга – великий учитель и раввин, продолжатель дела рабби Нахмана из Брацлава, Мордхе-Йосл. Было нечто общее в их похоронах. Мимо гроба Бен-Гуриона, установленного в Кнессете, прошло более четверти миллиона человек. Затем, согласно его завещанию, тело доставили на вертолете в кибуц Сдэ-Бокер – «Утреннее поле», где он и был похоронен без единой траурной речи и оружейных залпов.

Десятки тысяч приверженцев рабби Нахмана – из Тверии, Цфата, Иерусалима – съехалось в Бней-Брак на похороны отца Берга. Столь внушительную массу, сплошь в черных костюмах, пальто, капотах, шляпах и меховых шапках можно было лишь оценить по снимку с вертолета, опубликованному в газетах.

Ничего этого Берг не видел и не хотел видеть. Суетящееся вокруг тела отца множество толкало его со всех сторон и во все стороны, а он лишь молился, ощущая тонкую нить, уже готовую порваться, но все еще связывающую его с отцом. Минутами ему так хотелось прямо тут, посреди толпы, сесть на землю, посыпать голову пылью, ничего не слышать. Поддерживала его лишь жена Малка и дочери.

Все, что случилось, и войну, и смерть отца, он принимал, как наказание за личные его грехи, целыми днями лежал в постели и таял на глазах. Тем временем шла борьба между приверженцами раввина Нисенбойма, правой руки отца, и теми, кто видел Берга-сына наследником отцовского места.