Эфраим Баух - Завеса

Отец был недоволен. Он видел, что с сыном происходит что-то непонятное, и догадывался, кто на него плохо влияет. Ему давно нашептывали о злом гении Вайсфише, но тот хорошо платил сыну за работу. И еще ему сказали, что стиральные машины, по сути, чинит лишь его сын.

В один из дней ученики отца освободили складское помещение в доме от рухляди. И отец объявил сыну, что отныне тут будет его собственная мастерская. Хватит работать на других.

Берг мучился, не зная, как сказать об этом Вайсфишу, к которому он искренне привязался и был обязан столь многим. Выхода не было, и, набравшись мужества, Берг выложил все Вайсфишу, как на духу.

– Что ж, – улыбаясь, сказал тот, – я весьма рад.

– Почему? – искренне удивился Берг.

– Потому что обратного пути нет, – загадочно сказал Вайсфиш, – передай отцу мои поздравления.

– Ну, вот вы, владеете столькими языками, человек незаурядный, – решился Берг наконец-то, отпустив комплимент, задать давно мучающий его вопрос. – Почему вы занимаетесь починкой этих примитивных вещей, которые давно надо вышвырнуть на свалку?

– Лелею и холю свою свободную волю, – ловко срифмовал Вайсфиш, – ну а эта возня, понимаешь ли, чтобы человеку с голода не умереть. Будь здоров и отправляйся в путь, дальний и успешный, для нашего общего блага.

В этот час прощания Вайсфиш говорил сплошными загадками, прямо как знаток Божественных и государственных тайн.

Берг шел по улице в собственную мастерскую, щурясь на солнце. Обуреваемый невероятными идеями, он ничего не замечал вокруг, а тем временем страна гудела, как встревоженный улей. Ощущение надвигающейся войны угнетало всех. По радио доносилось смрадное дыхание бушующих египетских толп, наэлектризованных воплями президента Насера, угрожающего сбросить евреев в море. Уроженцы Израиля осуждали в свое время европейских евреев, шедших понуро, как скот, в крематории. Затем как-то притихли после суда над убийцей еврейского народа Адольфом Эйхманом, с отвращением наблюдая за этим жалким человечком, который, кривясь, как червяк, сидел в стеклянной клетке, был присужден к смертной казни через повешение, сожжен, и прах его рассеяли с самолета далеко за территориальными водами Израиля.

Теперь же, в эти дни, народ Израиля ощутил удушающую безысходность гетто. Берг немного очнулся, когда его попросили о помощи работники похоронной конторы «Хевра кадиша». Надо было измерять парки в Тель-Авиве на случай массовых захоронений после, упаси Господи, вражеских воздушных налетов. Внезапно Берг ощутил, как страх, который охватил его в восьмилетнем возрасте при бомбежке Тель-Авива, вновь прихлынул к корням волос. Теперь у него самого были четыре дочери и трехлетний сын. Он только в этот миг заметил, что окна домов заклеены крест-накрест полосами газет. Не оставалось ничего другого, как вместе с остальными готовить запасы воды и продуктов в бомбоубежищах, рыть вдоль улиц укрытия, насыпать песок в мешки.

Пятого июня, задолго до семи утра, Берг внезапно проснулся. Стояло непривычное тревожное безмолвие. Даже птицы затаились. Обычно, в это время они начинали свой веселый галдеж, еще больше углубляя предутренний сон. Осторожно, чтобы никого не разбудить, вышел из дома, добрел до выезда из Бней-Брака. Радио в кафе по ту сторону улицы молчало. Ни одной живой души. Казалось, город вымер или притворялся мертвым, как жук в предчувствии угрозы, которая в любой миг могла грянуть с высот. Ведь город был абсолютно беззащитен перед настежь распахнутым небом. Только отдаленно, за домами, в районе моря вроде бы различался какой-то слабый гул. Это не был гул волн, скорее гудение мотора, но такой слабое, словно надоедливая муха, кружилась над ухом. Потом и это смолкло. Берг вернулся в дом, заглянул к детям. Те были погружены в безмятежный, воистину детский сон, чем и заразили Берга. Он лег и отключился.

Проснулся непривычно поздно. Вероятно, и вправду тревога повергает в глубокий сон, особенно если вокруг стоит непривычная напряженная тишина. Берг бежал в мастерскую Вайсфиша, которого давно не посещал. Он помнил: в трудные минуты именно Вайсфиш был ему помощью.

Дверь в мастерскую была закрыта. Странно, Вайсфиш всегда был ранней пташкой.

Берг уже собирался повернуть назад, но услышал странные звуки за дверью. Берг знал, что Вайсфиш в подсобке прячет небольшой радиоприемник, по которому слушает Лондон. Ну, конечно, дверь была приоткрыта. Сидящий в полумраке Вайсфиш приложил палец к губам.