Лидия Анискович. Роман с веком. Автобиографическая повесть. М., «Вече», 2002, 192 стр.
И эту книжечку я проглотил в один присест. Лидия Анискович — московская предпринимательница (мебель для школ), автор многих стихотворных книг, выпущенных за свой счет (говорить о них не хочу), бард. Автобиографию ее отличает та степень литературного простодушия, которая переходит уже в новое эстетическое качество, воспринимается как прием.
Цитата: «Когда я поступила в школу, выяснилось, что я не умею ни писать, ни читать. На вопрос училки — что же я умею? — я ответила — играть в карты. В школу меня все равно приняли, так как среднее образование было обязательным. Училась я вначале, естественно, плохо: все палочки были кривые, буквы я путала. Мама расстраивалась, считая меня совсем никудышной, но потом успокаивалась и говорила, что я пойду работать на завод, а туда, как и в школу, берут всех. Я же, чтобы не расстраивать маму, стала переправлять колы на четверки, все-таки я была сообразительной».
Мне нравится.
Кира Ласкари. Аппликации. Сто тридцать четыре рекламных ролика. М., 2002, 208 стр. («Птюч-серия»).
И эта книжечка нравится. Почему-то.
Сначала — предисловие автора. Потом — разделы: Бытовая техника; Еда; Казино; Медицина; Недвижимость; Одежда; Парфюмерия; Питье; Пресса; Радиостанции; Рекламные агентства; Сбербанк; Социальная реклама; Строительство; Универсальные магазины. Потом — комментарии автора. Потом — послесловие Игоря Шулинского, главного редактора журнала «Птюч connection».
Образчик стиля. Заявка № 32. «Рынок. Толстая, пожилая восточная женщина продает овощи, стоя за прилавком. К прилавку подходит худенький, робкий мужчинка в очках, шляпе, с портфелем.
МУЖЧИНКА (поправляя очки): Извините, пожалуйста, вы не подскажете, где я могу достать свежую зелень?..
Женщина заливается демоническим хохотом, от чего мужчинка прячется под прилавок. Отсмеявшись, грузинка перегибается через прилавок, оказываясь, таким образом, лицом к лицу с покупателем.
ЖЕНЩИНА (вкрадчиво, с кавказским акцентом): Свэжую зэлень ты, дарагой, можэшь дастать в казино „ШАНГРИ-ЛА“ <���…>».
Такую книгу мог бы придумать Владимир Тучков. Но у Ласкари она родилась из жизни, из профессии.
Заявка на рекламный ролик, которая и сама по себе есть прикладной литературный жанр, позиционирована здесь в качестве литературы. Как будто конфетный фантик или обертку туалетного мыла повесили на стену модной галереи в качестве картины.
Получилось, однако. Не то чтобы литература. Но лучше, чем просто реклама.
Да, «Аппликации» — это от англ. аpplicаtion — «заявка».
Кира Ласкари — это он, а не она.
Книга самурая. [Юдзан Дайдодзи. Будосёсинсю; Ямамото Цунэтомо. Хагакурэ; Юкио Мисима. Хагакурэ Нюмон.] Перевод Р. В. Котенко, А. А. Мищенко. СПб., «Евразия», 2001, 320 стр.
Благодаря Лимонову и Джармушу мы знаем, что путь самурая — путь к смерти.
В «Книгу самурая» входят два наиболее знаменитых трактата о бусидо, а также размышления квазисамурая ХХ века, писателя Юкио Мисимы, который, комментируя «Хагакурэ», настаивает на универсальной ценности бусидо.
Но дело в том, что самурай служил. Беспрекословное подчинение господину — его добродетель. И умирал самурай не за идею и не за партию, а за господина. (У Джармуша в фильме про пса-призрака так и есть. А кто у Лимонова господин?) Получается, что именно господин дает возможность своему вассалу быть самураем. Самурай без господина — личность малопочтенная, ронин. Кто смотрел одноименный американский фильм про шпионов, знает.
«Итак, мы не можем умереть за правое дело. Вот почему Дзётё советует нам на распутье между жизнью и смертью выбирать любую смерть», — самурайствовал Мисима, но самураем стать не мог и сам выбрал, когда, как и за что ему умирать.
Сергей Куняев. Русский беркут. М., «Наш современник», 2001, 464 стр.
Откликаясь в «Периодике» на журнальную публикацию «Русского беркута», я писал: «Апологетическое/нелицеприятное жизнеописание поэта Павла Васильева: сквозь историю о том, как нерусские люди затравили русского беркута, неумолимо проступает рассказ о том, как упорно он сживал себя со свету (что никак не оправдывает его убийц)».
Сейчас, пользуясь случаем, не могу не привести большую и выразительную цитату на эту тему.
Итак: «В конце июня Павел, еще не отошедший от дикого количества печатных поклепов, был приглашен горячим его поклонником Валерианом Куйбышевым в Кремль на торжества по случаю приема участников челюскинской экспедиции. Не исключено, что Куйбышев пригласил поэта сознательно, именно в пику Горькому, как бы демонстрируя не в меру возомнившему о себе „первому писателю Советского Союза“, что слово последнего не является приговором окончательным и не подлежащим обжалованию и что Васильев пользуется полным доверием у высшего руководства. Васильев пришел на прием нервный и взвинченный. Почти весь вечер молча пил и со стиснутыми зубами слушал произносимые тосты. А когда ему предложили почитать стихи (стихотворение „Ледовый корабль“, посвященное Отто Юльевичу Шмидту, было опубликовано тремя неделями ранее в „Вечерней Москве“), он, чувствовавший себя явно не в своей тарелке среди членов правительства, вождей, Героев Советского Союза, окончательно „слетел с катушек“. Встал, провожаемый одобрительными и любопытными взглядами, посмотрел в упор на Сталина, Молотова, Ворошилова, Кагановича и остальных, сидящих за центральным столом, обвел глазами героических летчиков-полярников — и громко запел тут же сочиненный экспромт на мотив „Мурки“.
Читать дальше
