Джулия Стюарт - Сват из Перигора

Но уже в следующий вторник, без всякого предупреждения, прибыл другой проверяющий. Первым его заметил все тот же Ив Левек, чинивший в тот момент крышу, — чиновник крался по деревенским улицам с блокнотом в руках. От ужаса дантист едва не скатился с лестницы. Но главное, с перепугу Ив Левек так и не вспомнил, кому он отдал коробку с париками, которые требовалось как следует вычесать, прежде чем возвращать привереде Гийому. И в конце недели дантист вынул из почтового ящика новое письмо, извещавшее, что после двух официальных проверок статус Амур-сюр-Белль остается без изменений.

Гийом Ладусет только что вышел из леса с огромным царским грибом — самым большим из всех, что ему когда-либо попадались, — и шагал домой, наслаждаясь завистливыми взглядами односельчан, которыми они провожали мясистую оранжево-желтую мякоть. Тут-то его и разбудил звук хлопнувшей двери где-то вниз по улице. Парикмахер продолжал лежать в той же позе — руки по швам, точно мертвец в гробу, глаза плотно сомкнуты, — отчаянно пытаясь попасть обратно на Рю-дю-Шато, чтобы дойти домой, достать сковородку, добавить чеснок со сливочным маслом и дать волшебному аромату унести его к грибным небесам. Но тщетно. Когда Гийому все же удалось провалиться обратно в сон, он оказался перед своей парикмахерской, которую выкупил Жан-Батист Ригоди. Из двери тянулась длинная очередь — сплошь облысевшие клиенты, чьи волосы каким-то непостижимым образом отросли вновь. Сидевшие же внутри — теперь на обитых красной кожей сиденьях вдоль стенки — не раздавали друг дружке печенинки «Пти Борр Лю», а угощались маленькими пирожными, испеченными Стефаном Жолли, который не обращал никакого внимания на жалкие постукивания друга в стекло витрины.

Выдернутый из сна этим ужасающим зрелищем, парикмахер встряхнулся, свесил ноги с кровати, нащупал пол и осторожно заглянул вниз, меж лодыжек. Удовлетворенный, что никого не обнаружил, Гийом поднялся и нагишом направился к ванной. Медленно и осторожно он подтолкнул деревянную дверь пальцем ноги. Прижав глаз к щели меж дверью и косяком, обвел помещение взглядом. Над смесителем размещались полки с коллекцией самого отборного джентльменского мыла. Нижний ряд был отведен под марки, которые Гийом считал чересчур роскошными, чтобы использовать в повседневной жизни, — вынутые из коробочек, они призваны были услаждать обоняние. Рядом со смесителем — большая мочалка и губка с двумя застрявшими в ней волосками с груди. Прямо у раковины, на столике с мраморной крышкой, ровной шеренгой выстроились: коробка с опасной бритвой, доставшаяся от отца голубая чашечка для бритья и помазок из барсучьего волоса с рукояткой слоновой кости.

Не узрев ничего предосудительного, Гийом просунул голову в щель и для вящей предосторожности проверил за дверью. Удовлетворенный, что там ее тоже нет, он зашел в ванную и, опершись руками о раковину, поднял глаза к зеркалу. Отражение не имело ничего общего с Живым Примером. Правый ус торчал на тридцать градусов выше левого и срочно нуждался в воске. Прославленная «волна» скорее напоминала о шторме — результат бесконечных ночных ворочаний, — часть бурунов свисала над левым глазом, остальные прилипли ко лбу.

На сей раз парикмахер не взял крошечный ватерпас, с помощью которого каждое утро ровнял усы в стрелку. Не открыл он и баночку с воском — как, собственно, и помаду цвета инжира. Вместо этого Гийом смочил пальцы под краном и проскреб ими по волосам, нисколько не беспокоясь о плачевном эффекте. Он не стал поднимать руки над головой, а затем величественно опускать вперед, пока ладони не лягут на пол, — подвиг телесной гибкости, совершаемый ежедневно, дабы предупредить натиск среднего возраста и, при случае, произвести впечатление на сверстников в баре «Сен-Жюс». Парикмахер прошаркал обратно в спальню и уселся на край кровати: спина согнута, точно провисшие стенки старых кроличьих клеток в садике за домом. Через некоторое время Гийом огляделся в поисках одежды, но брюки, висевшие в гардеробе, показались ему слишком далекими. Как, впрочем, и стопка белых хлопчатобумажных трусов, соседствовавшая с аккуратными рядами носочных пар в верхнем ящике комода. Прошло не менее часа, прежде чем парикмахер собрал достаточно сил, чтобы влезть в свежие трусы. Но после этого воля опять покинула Гийома, и остальную одежду он стянул со стула, где та валялась бесформенной кучей еще со вчерашнего вечера. Одевшись, он снова уселся на кровать — в рабочих брюках, в ткани которых навеки застряли крошечные обрезки волос. Тем не менее он не собирался идти на работу в тот день — да и по правде говоря, ни в какой другой тоже. Когда Гийом почувствовал, что больше не в состоянии справляться с ураганом, бушующим в голове, он решил отвлечь себя завтраком.