В прошлом году англичанина из «Инмос лимитед» уже и в самом деле пришлось уводить от кое-чего… Упирать на spring water и другие разные «бьюти»…
«Были бы умы – тема всегда найдется», – как говорил КВН. Всем известно, как он – первый доктор наук в Лесу – выбил деньги на отдел при помощи папиросы и барабана. Встал вопрос о том паровозе, который останавливается: хотели уже рыть землю, чтобы искать магнит. КВН взял барабан (дело было в казарме, на партийном собрании), проделал с одной стороны дырку, навпускал туда папиросного дыму – получился ящик Вуда – и ударил с другой стороны. К удивлению полковников, из отверстия вылетел сизый шарик – пролетел над головами – и разбился о стену. КВН прочитал лекцию о вихрях. Позвонили в Москву. К вечеру у аэродинамиков уже был свой отдел.
Не прошло и полгода, как возник отдел термодинамики. Помогла страшная засуха. Тогда, собственно, были очерчены границы Леса – как района аномальной прохлады. Возникла тема «Кондиционер».
Ни у кого, конечно, и в мыслях не было тогда, что действия Леса разумны. Но вот опять совпадение: в том же 1972 году вышел «Солярис-2».
Потом «Венера-9» и «Венера-10» передали панораму Венеры (я, к слову сказать, горжусь тем, что мы, невзирая на давление и температуру, упорно исследовали Венеру, оставляя американцам Марс) – сразу же было замечено, что дорожки телеметрии на панорамах – белые полоски с черными пятнами – сильно смахивают на стволы берез. И в Лес потянулись телемеханики – специалисты по дистанционному управлению.
Потом приехал Шишкин со своим ГНИЛЦ – Государственным научно-исследовательским лазерным центром. Он исследовал рассыпание спектра сигнала, отраженного от вибрирующего объекта. Получал так называемые доплеровские портреты. Но рядом с макетом спутника в конце длинной, специально для Шишкина прорубленной в Лесу трассы странным образом соседствовал ольховый куст. То самое «Ничего или почти ничего, что можно принять в ветреную ночь за фигуру». Думаю, люди из ГНИЛЦ уже понимали все. Только помалкивали. Шишкин еще тот фрукт – себе на уме. А может, боялись, что их признают сумасшедшими. Ведь Пелерина признали-таки.
Потом приехал Баварец, лингвист. Этот ничего не боялся.
Он не писал статей, не подавал заявок на изобретения. Он писал стихи, но какие-то непонятные. Не знаю, можно ли назвать его, для красоты фразы, соляристом в поэзии. Зато в соляристике он был точно – поэт.
Помню, как он подсел ко мне – в столовой, на шестой площадке – с бутылкой «Кинг Дэвид конкорд»:
– Ну, ты шарахнул меня по мозгам своей статьей!
Статья была так себе [5]. Я думаю, он ее использовал как предлог – хотел просто выговориться, поделиться мыслями.
– Неужели это правда, – говорил он в неподдельном возбуждении, – неужели вот так вот посреди жары в вашем Лесу может пойти снег?
– Теоретически… Ветер, перепад давления…
– Выпадают снега и дома холодеют снаружи, – задумчиво произнес Баварец. – Это явственный знак, что что-то случится еще… Знаешь, я как прочитал твою статью, вокруг меня будто заструился космос. Само слово «снег» – что это, как не перепад давления? Нет, вы и сами не знаете, в каком Лесу живете. Сказал: «Снег» – и пошел снег…
Космос для него был мерилом всего. Плохо кому-то – потому, что его запускают в космос против желания. Кто талантливый – тому дано выходить в космос, когда он хочет. Где космос струится – там очень хорошо.
– Причем тут… – недоумевал я. – Вместо хвои могла бы быть вата. Главное – препятствие для воздуха; вообще все может происходить где-нибудь в Наг-Хаммади.
Он кивнул:
– В пустыне войлок… Прохлада… И умирать хорошо… Знаешь, а тебе было дано выйти в космос! Когда Леннону было дано, он зашел в антикварный магазин, купил афишу столетней давности и на ее текст написал музыку. А мог бы взять передовицу из «Санди Таймс». Главное, что ему было дано…
Мы сидели одни в зале. Выпили совсем немного. Он читал вслух стихи – Лермонтова: «Когда волнуется желтеющая нива»; потом Пражина: «Желанный лес раздался предо мной…» Говорил о Норштейне, о белой лошади, которую видел ежик в лесу…
Никто его не понимал тогда. Я вот не понял про войлок. Прохлада, вероятно, в пирамиде…
А может, это опять какое-нибудь ясновидение. Поживем и увидим. Про себя по крайней мере он все заранее знал. Мне так кажется. У него есть одно стихотворение, про вертолет, который кружит над озером:
И звук разладившегося двигателя,
Может быть, единственный звук.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу