Игорь Каплонский - Ангелы Монмартра

– Искренне благодарю вас, – Анж пожал чиновнику руку.

– Потрудитесь получить связку ключей. И позвольте выразить вам соболезнования.

Провожая нотариуса к выходу, Дежан уже мысленно находился в доме у Восточного вокзала.

Он будет жить там, где жила Селена. Теперь это его собственный дом. Та самая комнатка с зелеными обоями и множеством афиш, немых свидетелей яркой и короткой человеческой жизни.

Быть может, призрак девушки тоже поселится там, и Анж время от времени сможет видеть женский силуэт у одного из стрельчатых окошек… Нет, он не станет ничего менять, комната непременно должна оставаться такой же. В глубине души художник надеялся, что это хоть немного поможет разгадать загадку жизни странного, почти неземного существа, сумевшего его полюбить.

Как порой печально всё складывается! Беда застает нас врасплох, и впоследствии мы не можем понять, почему самое большое, самое важное в жизни счастье трагически обрывается, а мы не умираем вместе с ним.

Время лечит. Страшная и успокаивающая истина. Жизнь продолжается, пусть даже в тусклом и унылом течении. Одиночество, беспросветная тоска. В итоге – смерть…

– Мадам Донадье, – когда за чиновником закрылась дверь, Анж обратился к хозяйке, – простите, но я должен переехать.

– Конечно-конечно. Там вам будет лучше. Мне кажется, что и комиссар не станет возражать. Только прошу, мсье Дежан, позвольте иногда навещать вас.

На глазах вдовы выступили слезы.

Этот дом – мой. Нет, наш с Селеной… Светланой. Она сообщила мсье Соважу мое настоящее имя. Так меня и нашел нотариус…

Я хочу жить, будто ничего не случилось. Вот сейчас распахнется дверь, и она выбежит навстречу. Быстро поцелует в щеку, выхватит из моих рук пару подрамников и унесет в свою комнату.

Где же ты? – нет, не выходит на порог. Значит, занята какими-то важными делами…

Анж стоял перед знакомым потертым крыльцом, не решаясь подняться по ступеням. Над черепичной крышей больше не вился дымок. Дом спал мертвым сном, и художнику показалось едва ли не кощунством нарушить скорбный покой.

За спиной Анжа нетерпеливо засопел извозчик. Художник поднялся по лестнице, прислонил к колонне два плотно упакованных холста и вынул связку ключей. Окованная сталью дверь замерла в ожидании, тяжелый замок вопросительно глядел на нового хозяина глазницей замочной скважины.

Вот он, ключ, самый большой, с тремя квадратными зубцами, похожий на рыцарский турнирный штандарт. Замок щелкнул; спружинив, отскочила толстая дужка. Дверь отворилась без скрипа. Дежан подумал, что следовало бы попросить извозчика помочь в переноске вещей. Но ему не захотелось впускать в дом постороннего. Он прошел внутрь и оставил холсты у двери в комнату Светланы. Потом вышел к фиакру.

Художник щедро расплатился с извозчиком, еще раз окинул взглядом фасад и вернулся домой.

Домой… Звучит непривычно, зато как-то особенно уютно. Примет ли его эта обитель, станет ли родной? Наверняка, ведь его дом там, где всё дышит любимой Селеной-Светланой. Орфелиной.

Быть может, ты ждешь меня. Я войду, и ты обрадуешься. Встречай…

…Запах фиалок. Здесь он живет до сих пор. А ведь я от него почти отвык. Света, прости меня за короткую память. Прости, Светлячок.

Художник подошел к расписанному ландышами диванчику. Наверное, замечтавшись, она роняла пепел сигареты на обивку: горячие искры в нескольких местах прожгли материю. Какие мысли посещали девушку в те минуты? Может, именно здесь она обдумывала предложенный Моди план замечательного приключения, которое привело к их знакомству.

И афиши, афиши, афиши… Та же желтая скатерть на столе, ваза с драконами, стопка бумаг на подоконнике, одинокая высохшая чернильница. Круглое зеркало глядит со стены.

Анж раскрыл чемодан Светланы, достал фиолетовую блузу и юбку – тот самый наряд, который был на девушке во время карибского карнавала. Порывшись в саквояже, он нашел пару красных перчаток. Художник разложил на спинке дивана блузу и расстелил юбку на сиденье. По обе стороны юбки положил перчатки, одну из них – на резной поручень дивана. Он попытался представить, что рядом сидит сама Светлана. Игра увлекла его, и художник завел с любимой воображаемый разговор.

Вот мы и дома, сказала она, тебе здесь понравится.

Конечно, согласился он, мне очень приятно; а ты забавно говоришь по-русски. Быть может, тебе следовало открыться сразу?