Игорь Каплонский - Ангелы Монмартра

Опустевший сосуд утонул в мягком ворсе старинного ковра.

…Светлана жива, только заблудилась среди чужих миров. Где-то там, посреди безмолвной пустоты, ее качает цирковая трапеция. Больше нет мира, где горят корабли, прибой выбрасывает на берег разноцветные раковины и ласкает ноги печальной красавицы, по своей воле обрекшей себя на свидание с жертвенным ножом. И нет пут на руках, неподкупных стражей принятого решения, крепких пут, чтобы не было соблазна отказаться, свернуть с пути, на который обрек себя маленький прекрасный божок. Этот мир выполнил свое назначение и растворился в пустоте, уступил место летящей под невидимым куполом перекладине. Здесь нет времени. Стальные качели никогда не закончат свое движение, если…

…смутная надежда. Оказывается, она выглядит как кисть из мягкой беличьей шерстки. Рука сама тянется к ней, опережая разумные аргументы, которые пытается навязать здравый смысл…

Где-то, еще выше трапеции, толстощекий сусальный ангел дует в трубу. Это страшно. Ангелы просто так не трубят. Под медный звук их духовых этюдов рушатся стены городов и ломаются самые главные печати. Эй, крылатый малыш, лучше возьми кисть, обмакни ее в яркий лимонный кадмий и нарисуй побольше радостных звезд – там, где, вцепившись в тянущиеся из пустоты канаты, раскачивается в пустоте одинокий Светлячок…

…Рот переполнен жгучим ядом.

Анж успел привыкнуть к тому, что возвращение из мира грез связано с неприятными ощущениями. Сильно зудела нижняя губа, прокушенная во время падения на ковер. Художник преодолел слабость и направился в комнату Светланы.

Работа – то единственное, чем художник собирался заглушить душевную боль. Вместо микстур, порошков и мазей – кисти, льняное масло, тонкая дощечка палитры с разводами красок. Да еще полупустая бутылка коньяку.

Он всю ночь без устали работал маслом. К утру основная композиция была завершена. После возвращения с кладбища Дежан готовился приступить к детальной проработке.

Восемнадцатого декабря в десять утра на Страсбургском бульваре Анж нанял фиакр и отправился к кладбищу Монмартр.

Пятница обещала быть солнечной. Ночью был снегопад, и сейчас сугробы ярко искрились в утренних лучах. Под монотонный перестук копыт конной упряжки Дежан кутался в пальто и оглядывал фасады домов. Дважды к его экипажу подбегали бойкие разносчики газет, но художник вяло отмахивался.

Его ничто не могло заинтересовать. Даже предстоящая встреча не вызывала волнения. Чувства прятались глубоко и не причиняли излишнего беспокойства. Да, вскоре он познакомится с мужем Светланы. И что дальше? О чем расскажет господин Санжаров? Просто откроется еще один фрагмент мозаики, еще одна частичка жизни Светланы – не той девушки, которую знал Дежан, а прежней, еще акробатки, выходившей на манеж под аккомпанемент циркового оркестра. Могут быть и истерические укоры, мол, не уберег, позволил погибнуть, теперь забудь о ней, не смей появляться у ее могилы, у тебя нет на это прав. А взамен, так и быть, получи дом в Париже.

Анж размышлял, как ответить в этом случае. Он искал убедительные доводы, но вскоре понял, что начинает оправдываться перед самим собой. Будь что будет. Важен лишь неоконченный портрет Светланы.

У площади Пигаль фиакр ненадолго остановился, чтобы пропустить кавалерийский полк, затем покатил дальше, к улице Коленкур. Возле кладбища Анж отпустил извозчика и зашагал по узкой аллее. Сторож без труда указал, где находится могила Светланы: русских здесь хоронили нечасто.

Вот он, припорошенный снегом холмик, деревянный крест и медная табличка.

Светлана Ивановна Моравская-Санжарова, 11 апреля 1889–5 сентября 1914 гг. Ты рано ушла из жизни. Прости и покойся с миром.

Анж вздохнул и положил рядом с крестом букетик фиалок. Ему казалось, будто Светланы здесь нет и могила пуста.

Отчего я так думаю? Кто внушает мне эту мысль? Я же держал на руках ее тело!..

Он присел на корточки и с нежностью погладил холмик. Где бы ты ни была, я помню о тебе. Хоть иногда навещай меня во снах и вечно улыбайся с холста.

…ты жива, жива, ты осталась среди чужих пространств, качаешься на неведомо кем подвешенной трапеции, не веришь в смерть и, быть может, надеешься на спасение…

– Трогательно, – чужой голос спокоен.

Анж, который только что был на пороге какого-то важного открытия, раздраженно обернулся.