Алексей Слаповский - Поход на Кремль. Поэма бунта

– Я сейчас им всю правду скажу! – хотя не понимал, какую именно правду он хотел сказать. И вот перед трибуной – и молчит.

Молчали Вагиф, Эльдар и Алик и их соплеменники, считавшие, что нехорошо гостям говорить первыми в доме хозяев. Эльдар, пользуясь случаем, оглядывал стену и думал, что, пожалуй, не надо строить вокруг дома забор из кирпича. Это делают те, кому есть что прятать, а Эльдару нечего прятать. Он вот видел кино про жизнь в некоторых других странах, там только кустарник стриженый между домами, и все. И это правильно – почему людям не видеть друг друга, если они друг другу приятны? А если не приятны, не надо селиться рядом. А если ты не знал раньше, что они плохие, все равно – наказываешь забором не их, а себя. Да, ты не имеешь теперь возможности видеть плохих людей, но зато и плохие люди не имеют возможности видеть хороших и учиться у них правильной жизни.

Молчал обгаженный и босой Девов, обиженный на своих, что не выручили, но понимающий, что сейчас не время высказывать претензии.

Молчали его сопроводители Юра Коломашев и Феликс Никитин, не понимая, зачем они, собственно, привели заложника и что могут из этой ситуации извлечь. Они оглядывались на Битцева, но тот и сам ничего не понимал и надеялся на инициативу масс, которая, однако, медлила проявляться.

Молчала девяносточетырехлетняя Эсфирь Ильинична, мать усопшего Леонида Моисеевича Арбалевского, прикидывая своим угасающим умом, в каком именно месте выкопать могилу: чтобы и на виду, и не на ходу.

Молчал Ник Пирсон, потому что связи не было, а без связи, без того, чтобы передавать информацию кому-то, он практически разучился говорить. То есть не видел смысла.

Молчали те, кто сопровождал прах Татьяны Яхровой, считая, что властители при виде погибшей без слов должны понять всю глубину своих преступлений.

Молчали кореша, подельники и братан Настоящего Корейца, потому что западло базарить, когда на плечах жмур.

Молчали бомжи, принесшие Ивана Ивановича, – потому что не нуждались говорить, находясь в благодушнейшем от выпитого алкоголя настроении.

Молчали родители маленького мальчика, вдруг осознавшие, что среди такого скопления людей правды не найти – их не услышат, не поймут, да и вообще им стало ясно, что они хотят остаться втроем. Поэтому потихоньку, насколько позволяли напиравшие сзади, пытались выбраться отсюда.

Дети с собакой тоже молчали, смутившись, что вокруг столько взрослых, да еще настоящие гробы тут, с настоящими мертвыми людьми. К нам могут отнестись как к глупым детям, подумали дети. И они не хотели этого.

Молчали друзья погибшего поэта Димы Мосина – ведь все-таки именно поэт погиб, а не просто кто-то, а вокруг поэта мелкую шумиху устраивать нехорошо. Да еще в присутствии его родителей, которые тоже молчали, словно боясь нарушить что-то возникшее между ними.

Молчал провокатор Ложкин, восхищенный мощью противостояния и догадавшийся, что его провокаторство не от подлости, а оттого, что он и тех и тех любит и всем хочет добра. Вот и старается как может.

Молчали политизированный Юра Цедрин, лидер Йогурт, Вилен Свободин – они привыкли выступать в клубах, на малочисленных митингах, там было ясно, к кому они обращаются, теперь же масса вокруг них казалась им, пожалуй, даже чужой.

Молчал Валерий Юркин, брат покойного Геннадия. Он оглядывал мавзолей и соображал, что сгоряча маханул насчет того, чтобы Ленина вынести, а брата туда положить. Ничего в этом хорошего нет. Брат ему спасибо не сказал бы: люди на Мавзолей громоздятся то и дело, мимо тоже шастает кто попало целыми днями. Кладбище должно быть местом тихим, укромным, чтобы каждый мог спокойно погрустить и поплакать. А кому придет в голову плакать перед мавзолеем? Да и перед другими могилами, которые тут в земле или в стене, плакать тоже как-то неприятно, когда вокруг народ. Небось туда еще и пропуск для поплакать выписывать надо.

Молчали вдова Антонина Марковна, дочери Аня и Алевтина, которым было неловко, что они со своим хоть и горьким, но частным делом попали в государственное место.

Молчал старик Бездулов, думая о том, что по площади надо ходить только организованными колоннами, а так – затопчут. Он вот уже совсем задыхается, а выйти нет мочи.

Молчал Равиль Муфтаев, представляя, сколько мусора останется здесь, а еще, не допусти Аллах, трупы, кровь – отмывай потом, была охота; и ведь не сами будут отмывать, а дворников заставят. Интересно, кстати, сколько платят здешним дворникам?