Алексей Слаповский - Поход на Кремль. Поэма бунта

И Гремячев, храбро стоя в кузове грузовика, ждал демонстрантов, понимая, что остановить он их вряд ли может, а вот засветиться имеет шанс. Вон, вон, вон – телекамеры отовсюду наставлены. Наверняка телевидение ведет прямой репортаж.

При этом Гремячев не такой человек, чтобы пускать все на самотек. Он продумал до деталей: сначала он произнесет краткую речь, потом в него выстрелят два раза (снайпер предупрежден и заранее проплачен), одна пуля попадет в зеркало заднего вида грузовика, на котором стоит Гремячев, а вторую снайпер должен уложить у ног полковника, но он повалится, будто попали в него. А потом скажет: контузия. Синяк у него свежий имеется после вчерашнего ночного неосторожного разговора с женой, врач-лепила в медсанчасти свой, справка обеспечена. Еще и медаль дадут, быть может.

Толпа приблизилась, Гремячев поднес ко рту микрофон (мощный усилитель стоял тут же, в кузове) и закричал:

– Предупреждаю! Я давал присягу во имя, если кто, чести! Поэтому любого, кто только, то да! А то тоже мне! Еще одно и сразу! Я несу ответственность, как и все, каких является! Несанкционированные действия которых в решительном порядке! Если кто не желает не понимать, я разделяю на них вашу ответственность! Кому не дошло, три раза повторять не буду!

Не надо думать, что полковник разволновался и сбился с речи. Он всегда так говорил, и, надо сказать, его всегда все отлично понимали – и начальство, и подчиненные. Никому не требовалось повторять три раза. Поэтому Гремячев был даже склонен считать себя неплохим оратором.

Тем страннее для него было, что демонстранты вдруг разразились дружным и мощным хохотом. То есть начали смеяться те, кто сразу понял, насколько смешны слова бравого полковника, а потом и другие догадались.

Даже снайпер, услышавший через специальный наушник, усиливающий звуки, не удержался, стал хихикать. Но вспомнил о выплаченном авансе и о тех деньгах, которые следовало получить под расчет, перестал смеяться, задержал дыхание, выстрелил. Попал в зеркало, оно разлетелось. Полковник упал.

– Не понял… – удивленно сказал снайпер.

А все было просто: один из осколков, отлетев вверх, попал в глаз полковнику. Это вызвало такой болевой шок, что он не удержался на ногах.

Тем не менее, соблюдая уговор, снайпер выстрелил еще раз – в борт грузовика. А то скажет еще потом Гремячев, что второго выстрела не было, откажется платить. Тут-то и можно будет указать ему на дырку в борту. Но что с ним случилось, интересно?

Люди из заграждения были очень напуганы выстрелами и падением полковника. Они готовы были расступиться, но чувство долга, как ни странно, еще тлело в них, и они посмотрели на лейтенанта Парвина, который теперь остался за старшего.

И Парвин, выпрямившись, глядя поверх голов, готов был отдать приказ, только не знал какой. И вдруг его окликнули:

– Жора, ты?

Парвин посмотрел: Сергей Толоконько. Вместе учились в школе милиции. Почему-то среди демонстрантов, в гражданской одежде.

– Ты чего там делаешь? – спросил он.

– А ты чего? – задал встречный вопрос Толоконько. – Защищаешь этих, – он кивнул на Кремль, – которые тебе двадцать с лишним лет не могли нормальную зарплату обеспечить?

– Я столько не служил, – насупился Парвин.

– А хоть и будешь служить, ничего не дождешься.

– Нет экономики, нет зарплаты! – выкрикнул Холмский. – А экономики нет!

– А государство есть! – попытался отбиться Парвин.

– Государство – это народ, а народ – это мы! – тут же отозвался Холмский, хоть и знал, что говорит чушь собачью. Но она необходима сейчас – как тактическая формулировка.

– Вот именно! – сказал Толоконько. – Поэтому пойдем-ка, Жора, и спросим у них, куда мы доехали и почему.

Жора ничего не сказал, но все его молчание приняли за знак согласия.

И уже через несколько минут грузовики и автобусы были оттащены или отъехали сами, колонны свободно пошли (вместе с присоединившимися омоновцами и милиционерами) к Большому Каменному мосту – последнему оплоту обороны, где скопились значительные силы.

В тот день закрывались от греха подальше многие магазины и учреждения, находящиеся на пути следования демонстрантов (странно так называть людей, ничего не демонстрировавших), аптеки тоже хотели закрыться, но после того как у одной сломали дверь, а у другой кокнули витрину, решили больше не экспериментировать. Человек в горячке может забыть о еде и воде, а лекарства нужны всегда – тем более в такую жару и в такой толчее. В аптеку «Ригла» (что как раз у Малого Каменного моста) больше всего обращались за сердечно-сосудистыми средствами и обезболивающими. Удивили работниц аптеки две девушки, одна из которых попросила крем против загара, а другая, напротив, для загара. Действительно, на таком солнце и загореть можно, и обжечься. Но еще больше удивила молодая женщина, вошедшая с робкой улыбкой. Она попросила тест на беременность. Который с полосками.