Дмитрий Калюжный - Житие Одинокова

Васе показалось удивительным, что в разгар его размышлений о собственных отношениях с Господом судьба послала ему знающего собеседника.

В тот первый день знакомства он, для поддержания разговора, поведал новому знакомцу, как был в рейде за линией фронта и видел колокольню, разбитую немцами в селе Сенино.

— А когда мы начнём наступать, — с грустной улыбкой ответил Переверзев, — то по пути на колокольнях будут сидеть немцы с биноклями, и расшибать колокольни станут наши, советские снаряды.

— Так ведь война.

— Да. А у нас в городе, и в моём родном селе, и в других местах без всякой войны…

— Не надо преувеличивать! — нахмурился Василий. — Я с отцом и матерью поездил по стране. В таких диких местах строили — и нигде церкви особо не рушили. Хочет община, чтоб церковь работала — да на здоровье. Но чаще просто не оказывалось верующих. А помню, был случай, целый монастырь добровольно ушёл на стройку к товарищу Ухватову. Бумажный комбинат строили.

— У вас свой опыт, а у меня свой, — сказал ему на это Юра.

— Почему ты зовёшь меня на «вы»? — спросил Василий. — Мы одинаковые курсанты.

— Я так привык, извините. Я батюшку и матушку своих на «вы» звал. И по воинскому Уставу положено на «вы».

И дальше по вечерам они, единственные здесь некурящие, неспешно гуляли по улице вдоль ряда изб. Если, конечно, вечер не был сильно дождливым. Делились жизненным опытом, обсуждали Писание. Правда, Василий поостерёгся объявлять сыну священника, что имел приватный разговор с Богом.

На второй неделе этих прогулок в их компанию затесался комсорг курсов, сержант Лубенец. Ознакомленный с некоторыми личными делами, он знал, что комсомолец Переверзев — с поповской гнильцой, а комсомолец Одиноков, наоборот, крепкий член, имеет благодарность от командующего армией. Услышав как-то отрывок их разговора о религии, он отчего-то решил, что крепкий Одиноков перевоспитывает гниловатого Переверзева. Это его обрадовало, он похвалил Васю за инициативу и стал иногда примыкать к ним во время их вечерних разговоров. То, что Юра уважительно обращался к нему на «вы», укрепило его уверенность, что они с Васей на правильном пути и сумеют повысить сознательность Юры, испорченного отцом-мракобесом.

Воспитанный на отрицании религии, Лубенец ничего о ней не знал, кроме того, что сочли нужным сообщить ему старшие товарищи на антирелигиозных собраниях. Вот он и взялся перевоспитывать Переверзева, выдёргивая из памяти обрывки речей, звучавших на тех собраниях. Возмущался, как всё примитивно в Ветхом завете — ой, не зря его прозвали ветхим, устарел! — Иона этот во чреве кита, он же бы там сдох, и Каин с Авелем полные придурки, а уж Христос…

— Об Иисусе Христе повествует не Ветхий, а Новый завет, — мягко поправил его Юра.

— Так их что, два завета?! — удивился Лубенец, посмотрев на Одинокова.

— Точно, два, — подтвердил Василий. — А Евангелий в Новом завете целых четыре. И ещё там деяния апостолов, их письма.

— Чёрт ногу сломит в вашей религии, — пробормотал комсорг.

— Как странно, — заметил Юра. — Вы упоминаете чёрта совершенно не к месту.

— А, неважно, — махнул рукой комсорг. — Заветов может быть хоть десять, это ничего не меняет, сказки остаются сказками. К примеру, Христос накормил толпу голодных пятью хлебами. Ладно, это я могу себе представить. Бывало, и нам приходилось делить пять хлебов и две рыбёшки на батальон. Но откуда там набралось двенадцать корзин объедков?! Ты сам-то подумай головой. Смолотили бы с костями и чешуёй!

Когда курсантам объявили, что вместо обычного воскресного кинофильма перед личным составом выступит лектор из Москвы, специалист по религиям, комсорг обрадовался: он надеялся, что лектор подкинет ему аргументов для споров с Переверзевым. Обрадовался и Вася — он искал новой пищи для ума.

И оба были изрядно озадачены началом лекции.

Лектор — как объявляла афишка, Евгений Иванович Молотилов, профессор — вопреки их ожиданиям не напал прямо и решительно на Господа Бога и сына его Иисуса Христа, а повёл речь об Александре Васильевиче Суворове. Царский лизоблюд, оказывается, непрерывно воевал аж тридцать лет, его армия ни разу не отступала, не проиграла ни одного боя. Мало того! Она побеждала противника, превосходящего по численности, и всегда — с минимальными потерями. В итальянской кампании, например, Суворов победил так, что на каждого погибшего нашего пришлось 75 убитых врагов. А в битве при Рымнике турецкое воинство превосходило наши войска в пять раз. И что же? Турок погибло около семнадцати тысяч, не считая раненых, а Суворов потерял 45 человек убитыми и 133 ранеными.