Хуан Мильяс - У тебя иное имя

— Вы говорили о предчувствии. О том, что что-то должно произойти. Что вы имели в виду?

— У меня такое бывает. Я замечаю едва уловимые признаки событий, уже имевших место в других измерениях, но еще не нашедших отражения в нашем. Например, что мой отец скоро умрет, или что, вернувшись домой, я найду на столе уже написанный роман.

— Какой из этих вариантов вы выбрали бы, будь ваша воля?

— Это неправильная постановка вопроса. Эти события являются единым целым.

— Хорошо, вернемся к тому, о чем говорили раньше. Вы утверждали, что не хотите, чтобы развязкой романа стало преступление. Но вы не объяснили почему.

— Это банально. С определенной точки зрения сюжет моего романа можно рассматривать как комедийный: в нем наличествует любовный треугольник и существует много возможностей для создания запутанных, двусмысленных и при этом очень смешных положений, если читатель ждет именно этого. А если я добавлю сюда преступление, то выйду за рамки водевиля и окажусь в жанре детектива. Получится неоправданное скопление малых жанров.

— Итак: преступление не выход из конфликта?

— Дело в том, что оно-то как раз и является выходом. Преступление облегчает боль, и в конце концов каждый оказывается на своем месте: убитый — в гробу, убийца — в бегах, подстрекатель страдает от угрызений совести, наследники плачут, а читатель со спокойной душой закрывает книгу. Есть ситуации, единственным выходом из которых является преступление. Но я не чувствую себя в силах написать подобное произведение. Кроме того, в этом случае повествование снова заходит в тупик. Будут ли пациент и его любовница по-прежнему любить друг друга, после того как покончат с психоаналитиком? Возможно, и будут, но, чтобы такое продолжение выглядело правдоподобным, потребуется написать еще страниц тридцать, продумывая каждое слово. А может быть, они разлюбят друг друга, и тогда роман получится увечным. Какой смысл заставлять двух невинных любовников совершать преступление, которое ничего не решит?

— Вы разбираетесь в этом лучше, чем я, — пожал плечами Карлос Родо, но, насколько я понимаю, персонажи произведения иногда выходят из повиновения и поступают не так, как хочет автор.

— Вы хотите, чтобы жертвой стал я, и я вас в этом не упрекаю. В самом деле, развитие сюжета может пойти и по такому пути. Психоаналитик может убить своего пациента. Но кто тогда будет продолжать повествование? Ведь рассказчика не станет? Признаюсь, впрочем, что как раз сегодня, за обедом, мне пришла в голову мысль несколько расширить образ повествователя, добавить несколько холодных, как помада на губах трупа, блесток, и дать читателю увидеть часть истории с точки зрения психоаналитика и его жены. При условии, что удастся достичь желаемого эффекта холодности, получилось бы неплохо. Но опыт подсказывает мне, что все персонажи, включая второстепенных и даже третьестепенных, начинают очень активно развиваться, если дать им малейшую волю. Как бы то ни было, вариант, который вы только что предложили, есть лишнее подтверждение ранее высказанной мною мысли: люди легко могут поменяться ролями, достаточно одной случайности. В комедиях положений никто не является на самом деле тем, кем кажется, и в этом смысле их можно назвать реалистическими. Но я не хочу писать реалистический роман.

— Создается впечатление, что вы вообще никакой роман не хотите писать.

— Разумеется. При условии, что этот ненаписанный роман войдет во все энциклопедии и о нем будут написаны целые тома исследований на всех языках мира. Чем более утонченным становится искусство, тем больше приближается оно к ядру непознанного, к пропасти.

— И какова роль читателя во всем этом? Вы уже трижды о нем упоминали.

— В одном детективе — сейчас не вспомню чьем — жертвой является именно читатель. Конечно, автор не может заставить читателя делать то, что он, автор, захочет, но читатель — участник действия. А иногда даже помеха для него — когда у него начинается одышка или когда щелкает зажигалкой, закуривая очередную сигарету. И, по сравнению с другими персонажами, именно он теряет больше всех. Поверьте мне: я выступал в роли читателя множество раз.

— И что же он теряет?

— Время и невинность. Такова жизнь.

— Хорошо, — поднялся со своего места сгусток Карлоса Родо, — закончим на сегодня. Мой вам совет: подумайте до пятницы о своем отношении к нашим сеансам. Мне кажется, вам следует его изменить. Сегодняшнюю встречу вы превратили в игру, при этом единственной вашей целью было избежать разговора о том, что действительно является важным.