— Он очень умный, такой умный, что прямо не знаю, — сказала хозяйка, когда он ушел.
Она хотела еще что-то добавить, но ей не хватило слов. Видимо, она имела в виду: «Скажите спасибо, что он еще сидит рядом с вами, отвлекается на пустяки». По ее понятиям все, что не приносило реальной, ощутимой выгоды, не имело смысла.
Когда окончательно стемнело, Ирина легла на отведенном ей ложе под узловатой алычой. Трещали цикады, где-то в листве клекотали устраивающиеся на ночлег птицы, то и дело хлопала калитка — возвращались отдыхающие; из-под навесов слышались голоса, в соседнем палисаднике женщина поливала цветы и за что-то ругала сына; на улице кто-то тренькал на гитаре. Засыпая, Ирина увидела перед собой Мытищи, маленькую уютную квартирку, дочку и мужа; какие-то невидимые нити потянули ее в родные места. «Ничего, — подумала она. — Две недели пролетят незаметно, а здесь так красиво, да и подлечиться нужно».
Ночью Ирина несколько раз просыпалась, ей показалось — кто-то кидает в нее гальку, но утром увидела, что все одеяло в алыче; не вылезая из-под одеяла, она наелась сочных перезрелых плодов.
Выйдя на улицу, Ирина услышала, что ее окликнул сын соседки, черный от загара мальчуган.
— Вы только вчера приехали? Сразу видать, вся беленькая, просто жуть… На пляже уже были, да? Там вода не очень. На скалах лучше. Могу показать.
Позже Ирина заметила, что мальчишка невероятный бахвалец: целыми днями стоял подбоченясь на скале в конце пляжа; чуть завидит отдыхающих, «мама мия-а!» — крикнет и бросается в море. Вылезет, ждет следующих зрителей.
День был тихий и жаркий. Ирина долго не выходила из воды: плавала к буйку и там, лежа на спине, качалась на волнах или ныряла и рассматривала медуз, водоросли, раковины.
На пляж пришли знакомые минчане и Ирина заспешила к ним. Его звали Анатолий, ее — Елена.
— Ну как устроились? — спросил Анатолий Ирину, когда они расположились под тентом.
Ирина начала рассказывать, но Елена ее перебила:
— А у нас в доме одни мужчины кавказцы. Смотрят, прямо раздевают догола. Я бы никогда не приехала сюда одна. Мы больше сюда не приедем, на Рижском взморье намного приятнее… Конечно, море здесь лучше, но публика там — не сравнить. Здесь прямо цыганский табор. Все галдят и жуют, вон смотрите — повсюду корки от арбузов и дынь, косточки от персиков, огрызки яблок. И потом, это пекло, прямо дышать нечем.
— Ну нет, дорогая, ты сгущаешь краски, — Анатолий обнял жену. — Погодка здесь отличная. Вот только действительно шумновато. Мы на будущий год укатим в восточный Крым. Там вроде посимпатичнее. И Ирину пригласим с нами. Поедете?
Ирина только улыбнулась.
В полдень они втроем пообедали, затем сидели на набережной под деревьями. К этому времени большинство отдыхающих уже попряталось от зноя в свои обители, только стойкие влюбленные оставались на пляже. За их нравственностью зорко следил милиционер Петя. Он медленно вышагивал за деревьями и делал вид, что следит за порядком на дороге, но на самом деле косил глаз в сторону парочек. По шоссе то и дело на бешеной скорости проносились местные автомобилисты, но Петя почему-то не замечал их лихачества, зато стоило влюбленным обняться, как Петя хмурился и подкрадывался к ним. Спрятавшись за пляжную кабину, Петя дожидался момента, когда молодые люди начинали целоваться. Тогда, одернув форму и поправив фуражку, Петя подходил к влюбленным и отчитывал за «безнравственное поведение на пляже». Ирина заметила, что милиционер и на набережной останавливал молодых людей в слишком смелых одеждах и делал им внушение.
— В центре поселка хулиганят — милиция не замечает, — возмутилась Елена, — а здесь штрафует за шорты и купальники. Мне рассказывала одна отдыхающая, что иногда они приводят молодую девушку в отделение и спрашивают: «Ты и у себя в городе так ходишь?! И тоже со всеми целуешься?». Прямо измываются, грозят написать на работу. И девушка унижается, просит не сообщать, плачет… Портят людям отдых. Просто возмутительно!
На вторую ночь хозяйка, как и обещала, переселила Ирину на застекленную террасу — там было просторно и в открытые окна вливался чистый, мягкий воздух. Пока Ирина раскладывала вещи, на свет слетелось множество бабочек, они кружили около лампы и громко трепетали.
Терраса находилась на втором этаже и с нее двор напоминал высохший колодец, дно которого пересекали полосы света от полуоткрытых дверей пристроек. Полосы высвечивали квадратные плиты дорожек и скамейки посреди двора, плетеные корзины, кувшины из необожженной глины, сохнущие на веревках купальники. Впечатление колодца двор производил еще и потому, что от многочисленных строений отражалось громкое эхо. Каждое слово, произнесенное в закутках, моментально многоголосо повторялось и не стихало до тех пор, пока на него не наслаивалось другое слово или еще какой-нибудь звук. Словно акустический магнит двор притягивал все звуки с улицы, даже вздохи гуляющих влюбленных. А влюбленные бродили по поселку всю ночь. Случалось, они подходили слишком близко к дому и тогда хозяйка, ворча, поднималась по ступеням к террасе и с верху окатывала влюбленных водой из бутыли, при этом громко сетовала на «разных полуночников, которые мешают спать порядочным людям».
Читать дальше