Леонид Сергеев - Заколдованная

Спешу сообщить — Котел языкастый и задиристый, с изощренно-агрессивными замашками. Не вздумайте поинтересоваться просто так, для приличия: «Как дела?». Будет болтать до изнеможения. В путешествии он частенько заводил разговор о недостатках в нашей жизни (в своей обычной заковыристой, въедливой манере). Начинал издалека, о том о сем. Я-то бывалый, избегаю подобной болтовни — согласитесь, если постоянно видеть только плохое, то и жить не захочется. К тому же, надо не говорить, а действовать. Говорить-то все мастера, но как доходит до дела — в кусты. А ведь мы все в ответе за то, что происходит вокруг нас, верно? Так вот, как только Котел заводил эту говорильню, я сразу сматывал удочки, а какой-нибудь простофиля вроде Кукина (мой второй приятель, о нем потом расскажу, это тоже фрукт тот еще!), такой простофиля, не подозревая, что его ожидает, развесит уши и слушает. Котел его и заговаривал насмерть.

Котел когда-то окончил музыкальную школу, увлекается джазом и всех делит на музыкантов и не музыкантов. Меня-то еще терпит (у меня абсолютный слух), а Кукина вообще не принимает всерьез (тот ни одной песни не может спеть правильно; еще в школе на уроке пения ему сразу ставили четыре, чтобы он только не пел). В путешествие Котел взял транзисторный радиоприемник и гитару, и своим джазом перевернул наши внутренности.

Поймите меня правильно. Я человек современных взглядов и люблю классический джаз, но всему свое время и место, не так ли? Ну не глупо ли, на природе, когда хочется слушать пение птиц, шелест трав, звон ручья, запускать оглушительные ритмы, разные музыкальные коктейли?! Честное слово, иногда хотелось взять его гитару и долбануть о дерево. Между прочим, соседи Котла постоянно жалуются на него за «слишком громкую музыку», за «неуважение к людям», за «бездушие и каменное сердце». А по-моему, у Котла вообще сердца нет — у него внутри насос для перекачки крови.

Котел чрезмерно чистоплотен, до противного. Ему везде мерещатся микробы, хотя он прекрасно знает, что мы живем в мире микробов и с каждым вдохом поглощаем их тысячами, тем не менее панически их боится: дома постоянно протирает мебель и обеззараживает воздух ультрафиолетовой лампой, посуду моет марганцовкой, а после ухода гостей устраивает дезинфекцию хлоркой.

По утрам Котел прихорашивался, надевал новую рубашку и галстук, выливал на себя полфлакона одеколона — хоть надевай противогаз — и делал на голове пробор, причем вылизывал его так долго, что казалось, разделит пополам и череп. Представляете, как это выглядело со стороны? На плоту среди разных снастей стоит тип, одетый с иголочки! Он портил весь вид, и смотрелся совершенно нелепо — словно парфюмерная этикетка на крепком мужском напитке.

Каждый вечер этот пижон клялся, что с утра начнет новую жизнь: будет вставать чуть свет, заниматься гимнастикой, обливаться. Справедливости ради замечу — один раз действительно рано встал, начал кувыркаться, но потом плюнул и снова лег. Котел вообще выглядел жалким в нашей компании. Трудно было поверить, что он способен что-то делать, что-то мастерить. Между нами затесался не мужчина, а парниковый цветок и белоручка. Он, видите ли, не мог укрываться колючим одеялом и спать на жестком. Но когда я его пристыдил, он вспыхнул:

— Да почему, собственно, я должен терпеть неудобства? Я вам предлагал взять раскладушки и спальники на пеликаньем пуху. Вы подняли меня на смех, а теперь вот мучаемся.

Еще перед путешествием Котел извел меня идиотскими вопросами:

— А что будем делать, если польют затяжные дожди? А вдруг лодка перевернется, что тогда?

По словам Котла, он обладает неограниченными возможностями: может влезть на самое высокое дерево или убить самого свирепого хищника. Но это по его словам, вы же понимаете, а очки втирать он умеет здорово. Говорит, например, что отлично стреляет. Не знаю, правда это или нет. Скорее, сочиняет. Даже точно, врет. Ведь ружье-то мы захватили, но он его почему-то побаивался. Или плавание! Хотите верьте, хотите нет, но за все путешествие я так и не понял, умеет ли он вообще плавать? По-моему, может только недолго держаться на воде. Во всяком случае, этот рохля постоянно намекал на какую-то свою таинственную болезнь, что-то вроде водобоязни.

Каждый вечер, укладываясь спать, Котел вокруг себя поливал жидкость от насекомых, но те ползли по стенам палатки до потолка и прыгали на него сверху. И кстати, только на него. Нас с Кукиным они не трогали.