Леонид Сергеев - Заколдованная

У меня были разные коньки: один «английский спорт» — его я нашел на свалке, второй «снегурку» мне подарил Вовка. Первое время я сильно «хромал» из-за разной высоты коньков, но потом приспособился и даже обнаружил, что мои ограниченные возможности могут быть и преимуществом. Например, во время игры я мог на одной «снегурке» с ходу развернуться на 180 градусов — такой финт не каждый мог сделать на обычных «спотыкачках».

Однажды мы, как всегда, играли в хоккей; те, у кого не было коньков, катались с горы: плюхались на лист фанеры и неслись по извилистому ледяному желобу; ребята помладше (в их числе и мои сестра с братом) выкапывали в сугробах лабиринты, устраивали «тайники из хрусталя» (льдинок).

Неожиданно к военному складу подкатил крытый грузовик; вышли солдаты, стали разгружать металлолом; охранник, напуская на себя повышенную строгость, крикнул ребятам, копошившимся в снегу:

— А ну, пацаны, быстро отошли в сторону!

Мой брат с досады, что ему портят игру, запустил льдинку в воздух, но не рассчитал и льдинка упала на заиндевевшее каленое железо.

— Ну все! — гаркнул солдат. — Сегодня же доложу лейтенанту. Вы из какого дома?

— Вон из того, — моя сестра показала пальцем, а брат, не мешкая, припустился от склада.

Вечером отец сказал, обращаясь к сестре с братом:

— Вас вызывает лейтенант, начальник склада, — сказал спокойно, точно имел какую-то особую информацию.

Сестра с братом притаились в замешательстве, а отец невозмутимо продолжал:

— Ничего не попишешь. Придется идти, — и обратился ко мне: — Проводишь их?

Я кивнул, мне и самому было интересно, чем закончится эта история.

Утром, по пути в школу, я повел своих младших к складу; сестра всхлипывала, брат тревожно сопел и дрожал.

В приемной лейтенанта стояла лавка, а в углу на табурете блестел бачок с кружкой на цепочке. Когда мы вошли, из соседней комнаты выглянул кудрявый офицер и, изображая праведный гнев, спросил:

— Больше военную технику портить не будете?

— Не-ет! — разноголосо пропели мои младшие.

— Тогда входите!

Сестра с братом переступили порог… на полу красовались игрушечная легковушка и кукла с большими глазами.

— Забирайте! Ваше! — сказал офицер и улыбнулся, а мне подмигнул.

Кудрявого офицера звали Петр Николаевич; с ним связан еще один зимний эпизод. Как-то фантазер Ялинский, в пик нашей дружбы, придумал потрясающую вещь — самодеятельный театр. Он взялся за дело рьяно: сколотил труппу, в основном из дошколят (в нее вошли и мои сестра с братом), подобрал пьесу, мне поручил делать декорации из фанеры и тряпья, сам осуществлял режиссуру. Репетировали на кухнях — то в одном доме, то в другом, при этом Ялинский предельно вежливо спрашивал жильцов:

— Вы не будете возражать, если мы на кухне недолго порепетируем? Очень тихо?

Надо сказать, «мелюзга» с огромным энтузиазмом и добросовестностью относилась к своим ролям и, разинув рот, ловила каждое слово «режиссера». Когда спектакль был готов, встал вопрос: где играть? Ялинский и здесь оказался на высоте — предложил обратиться за помощью к Петру Николаевичу. Он сказал просто и убедительно:

— В армии самые находчивые люди, и у них есть все.

Мы ввалились в приемную лейтенанта всей труппой. Он ничему не удивился и, будучи человеком с юмором, прежде всего выяснил, кто у нас главная героиня.

— Эй, Алька, где ты там? — бросил я «артистам».

Вперед вышла пятилетняя пигалица и объявила:

— Я!

— Ну тогда все ясно, — кивнул Петр Николаевич. — Поможем. Поговорю с директором клуба хлебозавода. А для гастролей — я надеюсь, вы покажете свой театр и в других местах — выделим автобус и грузовик для декораций.

Петр Николаевич действительно договорился с директором клуба и нам «забили» один из воскресных дней для спектакля. Но накануне на заключительной репетиции (в нашей кухне) Кириллиха сказала:

— Ничего у вас не получится… Не позорьте своих родителей.

Заметив, что мы сникли, она пояснила назидательным тоном:

— Театром должен руководить настоящий артист. У меня есть племянница. Она занимается в драмкружке, идите к ней. Если уговорите, она вам поможет.

Ее племянницей оказалась двенадцатилетняя высокомерная, напыщенная девица; она явно страдала манией величия и встретила нас нескрываемо сухо; провела в комнату, уселась на стул, закинув ногу на ногу и произнесла «поставленным голосом»:

— Покажите отрывок из вашей пьесы.

Наши артисты стушевались, но все же кое-что изобразили.