По воскресеньям дядя направлялся к нам. Как только он заходил, отец брал газету и уходил на крыльцо, а мы садились пить чай: мать, дядя и я. После чаепития, убирая посуду, мать начинала говорить, что если бы дядя не увлекался спиртным, он уже давно стал бы строителем. На что дядя еле сдерживался, чтобы не расхохотаться:
— Строителем! Да когда я выпью, я чувствую себя Господом Богом! Вот так-то, глупая сестричка! А потом не забывай, я самобытный талант. Вот подожди, еще подсыплю перца в свои работы и все ахнут. Впрочем, что тебе объяснять! Ты этого никогда не поймешь. Я пошел. Не позволю тебе испортить мне воскресенье, зарядить меня отрицательной энергией.
— Жениться тебе нужно, характер станет помягче, — вздыхала мать, а дядя шел на улицу петь песни.
«Вот это жизнь! А у меня что? Сплошная канитель! Но ничего, — рассуждал я, — скоро начну жить самостоятельно. Ведь у меня уже есть невеста — Таня, девчонка с соседней улицы. Самая красивая и самая добрая. Мы скоро с ней поженимся, и тогда я наконец уйду от родителей. Мы будем жить, как мой дядя, на чердаке». Мысленно я уже все решил, оставалась чепуха — найти подходящий чердак да сообщить Тане. Она ведь ничего не знала. Даже о том, что является моей невестой. «Но это неважно, — думал я. — Как только найду чердак, обо всем ей скажу» (мысли о женитьбе посещали меня недолго, с неделю).
Моя невеста оказалась более решительной. Однажды собрала все свое мужество и первой подошла ко мне. Произошло это так. В то время я постоянно ходил в синяках и ссадинах. Не потому что любил драться, хотя, конечно, и без этого не обходилось, но в основном, потому что всюду лазил: на заборы, на лестницы, столбы, чердаки — на все, на чем бы ни останавливался взгляд. Случалось, когда слишком переоценивал свои возможности, срывался и летел вниз. Чаще всего мне везло. Так, с подоконника я свалился на кучу опилок, с чердака — в копну сена, с сарая — в бочку с водой. Но еще чаще плюхался на землю. Каждый раз, увидев у меня кровоподтек или лиловую отметину, отец говорил:
— В один прекрасный день ты сломаешь себе шею, так и знай!
Все взрослые меня не понимали. Только и слышалось:
— Этот сорвиголова плохо кончит.
Зато среди ребят я был героем. Каждый мой очередной синяк они рассматривали, как новый орден. Особенно мной восхищалась Таня. Она всегда стояла в стороне и смотрела на меня тревожно и нежно. А однажды, когда я свалился с березы и, прихрамывая, побрел домой, она подошла и прошептала:
— Ты умеешь хранить тайны?
— Умею, — выдохнул я.
— Тогда дай слово, что никому не скажешь.
— Про что?
— Про то, что сейчас тебе скажу.
— Даю слово, — выдавил я и замер от любопытства.
А Таня опустила голову и тихо проговорила слова, от которых мне стало так приятно, что я покраснел.
Через несколько дней Таня с родителями уехала из нашего города, и больше я никогда ее не видел. Первое время, пока о ней еще вспоминали во дворе, меня так и подмывало рассказать эту тайну, но каждый раз я вовремя пересиливал себя и сдерживался. До зрелого возраста я умудрился разболтать все свои тайны, только эту, самую маленькую, храню в себе до сих пор. Может быть, потому что с того времени уже никогда не добивался такого успеха, хотя и старался вовсю.
Однажды осенью дядя в своем палисаднике поджег листву. Мы с Вовкой Вермишелевым прибежали на наш участок и тоже запалили небольшой костерчик, но наша листва быстро вспыхнула и прогорела. Тогда мы с Вовкой подбросили в пламя стебли подсолнухов, потом сухие прутья и разные травы. Но и они скоро прогорели. А тем временем дядин костер все полыхает, даже сильнее прежнего.
— Что это у него так горит? — спрашивает Вовка, проявляя некоторую обеспокоенность. — Пойдем посмотрим!
Прибежали мы к дяде, а он забор ломает и рейки кидает в костер и, судя по улыбке, очень доволен собой.
— Ты, дядь, что делаешь?! — ужаснулся я.
— Что?
— Забор ломаешь!
— Ну и что? Ну скажите, зачем нужен забор?
— Как зачем? Отгораживаться.
— Отгораживаться! — передразнил дядя. — От кого?
— От всех!
— От всех! Противно слушать… И серьезно ошибаетесь. Если вы хотите отгородиться от всего мира, то ничего у вас не получится… Я буду жить без забора. Мне не от кого отгораживаться.
Дядя отломал еще несколько реек и неким ритуальным жестом бросил в костер (даже в негодовании он был артистичен).
— Заборы просто дурь, сооружения исключительных бездарностей. К тому же — типичный пример бесполезного использования строительного материала. Ну, пусть кто-то стащит у вас десяток яблок. Это же ерунда. Нельзя из-за одного плохого человека от всех отгораживаться.
Читать дальше