Юрий Хазанов - Мир и война

Тем не менее и Саша, и Оля — первая и единственная Сашина любовь (они до сих пор живут и болеют вместе), темноволосая, маленькая толстушка, в отличие от Любы разговорчивая и бойкая, скрасили Юрию недолгое пребывание в Красном Селе.

Но когда очутился вновь один на железнодорожной платформе, еще острее он почувствовал отчаяние, полную безысходность своего положения. И как-то сразу не захотелось жить. К чему продолжать хождение по этой дороге обид, унижений, разочарований? (Я уже упоминал, что Юрий был весьма начитанным юношей.) Стало безразличным все — не было прошлого, будущего, только омерзительное настоящее… которое выглядит еще яснее и отчетливей на этой пустой платформе, под ярким светом солнца… И кому он нужен, в конце концов? Одним действует на нервы, портит кровь… сидит в печенках… Другие так же действуют на него… Кому нужно, чтобы тянулось все это?..

И тут послышался грохот, свист — приближалась электричка. Наверное, проходящая — свистит, как ненормальная…

Юрий сделал шаг к краю платформы… Еще один… Он не сам переставлял ноги — что-то сильное тянуло его туда… Ну, еще шаг… Ну…

Электричка промчалась. Юрий оглянулся: никто не видел, как он тут… Что надумал?.. Ему было страшно, из глаз еще не исчезло мелькание вагонов, лоб стал влажным… И какое-то облегчение было, даже гордость, что ли: все-таки сумел попробовать, испытать… приблизиться к ощущению совсем новому, о котором до сих пор лишь в книжках читал…

Ровно через двадцать пять лет эту тягу «к краю платформы» он испытает вновь, но ей уже не будет сопутствовать ни тайная гордость, ни ощущение новизны — будет просто безумно противно и стыдно за свою растерянность, малодушие, попросту — трусость…

Много позднее он позволил себе разразиться такими строками:

И к этому присовокупил:

О суициде, иначе о самоубийстве, в Библии говорится в двенадцати местах. Семь из них — примеры из истории. Первый — в сказании о Самсоне и Далиле.

Трижды обманывал иудей Самсон любимую женщину Далилу из народа филистимского, пожелавшую узнать источник его необыкновенной силы. На четвертый раз открылся ей, и она предала его в руки врагов. Они же выкололи ему глаза, оковали цепями и заставили молоть зерно в доме узников. Но когда силы стали прибывать к нему, он отплатил своим мучителям ценой собственной жизни.

«Господи Боже! — говорил он. — …Укрепи меня… чтобы мне в один раз отмстить Филистимлянам за два глаза мои.

И уперся всею силою, и обрушился дом на владельцев и на весь народ, бывший в нем… (До трех тысяч мужчин и женщин.)» И Самсон тоже погиб под обломками.

Я бы сказал, это не столько самоубийство, сколько то, что принято называть военным подвигом, и примеров таких можно найти предостаточно среди народов, когда-либо ведших войны. (А иных народов на Земле не было.)

Еще одно «библейское» самоубийство совершил царь Саул, тоже в войне с теми же филистимлянами. (Давшими, между прочим, название стране — Палестина — и исчезнувшими с лица Земли.)

«…И побежали мужи Израильские от Филистимлян, и пали пораженные на горе Гелвуе».

Враги убили трех сыновей царя Саула и ранили его самого. «И сказал Саул оруженосцу своему: обнажи твой меч, и заколи меня им… Но оруженосец не хотел… Тогда Саул взял меч свой и пал на него. Оруженосец его увидел, что Саул умер, и сам пал на свой меч и умер с ним…»

И здесь смерть из разряда «героических» — уберечь себя от позора и бесчестья.

Нечто похожее произошло и с любимым советником царя Давида, Ахитофелом из города Гило, после того, как тот переметнулся на сторону сына Давидова, Авессалома, задумавшего сбросить с трона своего стареющего отца. Когда попытка переворота окончилась неудачей, Ахитофел «…оседлал осла, и собрался, и пошел в дом свой, в город свой, и сделал завещание дому своему, и удавился, и умер…»

Самоубийством он спас себя от позора.

И, наконец, ставший хрестоматийным на все времена Иуда Искариот.

«…Иуда, предавший Его, увидел, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать серебреников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам. И, бросив серебреники в храме, он вышел; пошел и удавился».