Юрий Хазанов - Мир и война

Неизвестно, до чего бы дошло противостояние с Костей Северским, начали бы оба хвататься за оружие, как в случае с капитаном Шехтером, но Костю вскоре перевели на другую должность. Почему? Никто не знал, включая его самого. Во всяком случае, Юрий на него никому не капал, честное слово. Он этого не умел.

Вместо Кости пришел — кто бы вы думали? — майор Шатилов (он стал уже майором) — тот самый смуглый красавец, которого Юрий помнил еще по Академии в Ленинграде и с кем недолго служил в автоотделе 20-й Армии под Москвой. Юрий жутко обрадовался, но медовый месяц их дружбы длился куда меньше месяца. Вскоре Шатилов тоже сменил нормальный тон на надменно-приказной, тоже стал придираться к мелочам, а также положил глаз на писаря Наташу. Все это Юрий сносил с трудом и либо вступал в прямые пререкания, либо переставал вообще разговаривать, старался избегать его, что было, согласитесь, нелегко…

(Перечитал все, что вспомнил и написал до предыдущего многоточия, и с некоторой грустью задумался: неужели Юрий, и в самом деле, был таким в свои двадцать с небольшим? Сексуально-озабоченный, выпивоха, бездуховный, инфантильный? Страшновато…

А с другой стороны, чего хотеть от юноши, угодившего вместе со своим поколением (и с поколением родителей) как раз на смену вех, под молоток и зубило, под серп и молот новых времен?.. Ох, нет, опять привычно валю на кого-то — на обстоятельства, на стрелочников. Хотя стрелочники, надо сказать, были почище иных начальников станций!

И все же… Хочется думать, что сгустил краски, и на холсте написанной картины под непроницаемо черным цветом различаются и другие цвета — не красный, нет, скорее розовый, но также и кобальт голубой — цвет надежд, и белый — довольно чистых помыслов, и зелень изумрудная — любви к Природе… Откуда они взялись? Ну, о розовом говорить не буду, остальные, конечно же, находились в закромах семейных, а еще у друзей и вообще у хороших людей. И в книгах. Больше всего в книгах.

Однако явственней проступать на холсте стали эти цвета сравнительно поздно. И тут, пожалуй, можно и покивать на время — предвоенные годы страха и репрессий, почти пятилетняя война… Лишь после нее у Юрия начался более или менее серьезный процесс анализа того, что успел уже увидеть, почувствовать, пережить… Процесс, продолжающийся — тьфу, тьфу, тьфу — до сих пор.)

В начале весны 45-го года их полку приказано было в полном составе начать движение на Запад: через Польшу, Чехословакию, Венгрию — в Австрию и Германию.

Война явно шла к концу. Еще минувшим летом высадкой в Нормандии союзники открыли долгожданный второй фронт. Вскоре Финляндия и Румыния вышли из войны. В Болгарии и Словакии произошли вооруженные восстания. К зиме Германия лишилась всех европейских союзников, фронт вплотную приблизился к ее границам, а в Восточной Пруссии перешагнул их. В январе-апреле 45-го Советская Армия провела шесть крупных стратегических операций, освободила почти всю Польшу, Чехословакию и часть Австрии, разгромила и частично взяла в плен до 75 дивизий.

Марш 9-го автополка длился больше месяца и, начавшись в Тульчине, проходил через Житомир, Львов, Мукачево, Ужгород (последние три города поразили Юрия своей почти нетронутой красотой); затем через Дрогобыч, Самбор, изумительный, спасенный от разрушения Краков и страшный, пустой сейчас Освенцим; через Банско-Быстрицу и Лученец в Чехословакии; через Мишкольц и сильно пострадавший Будапешт — и закончился на голубом Дунае, в Вене.

В Австрии стояла почти летняя погода: все было зелено, теплынь. Их полк, все шестьсот с лишним машин, разместился под Винер Нойштадтом, километрах в сорока к югу от Вены, в огромном парке, окружавшем самый настоящий замок, один из многочисленных, принадлежавших когда-то императору Францу-Иосифу. Юрий много бродил по его бесчисленным пустым комнатам — однако ни мебели, ни людей, ни привидений ни в одной из них не обнаружил. Кроме вороха бумаг: опять каких-то бланков, блокнотов, справок, открыток. В том числе — с голыми женщинами. Впрочем, были и оголенные мужчины: например, с одной из открыток зазывно улыбался возвращающийся домой немецкий солдат, который вез перед собой на тачке свой огромный член. Но уже не до улыбок было немцам, даже тем, кто возвращался…

Бумажные кипы беспрерывно шуршали под ногами Юрия, и это были единственные звуки, нарушавшие тишину огромного замка, в котором он чувствовал себя как на страницах полузабытого «Айвенго» или «Трех мушкетеров», а также «Двадцати лет спустя». К счастью, отступившие войска не оставили здесь ни мин, ни других взрывных устройств.