Леонид Сергеев - Вперед, безумцы!

Целеустремленный и яркий Степанцев (яркий в непохожести на других) дружил с румынским мультипликатором Попеску Гопо. Как-то мы втроем крепко застольничали в Домжуре, и Степанцев сыпал бесконечные тосты за здоровье Гопо, потом спохватился, похвалил себя и обронил мне утешительный приз:

— Ты порядочный человек, что сейчас редкость… А твою сложную жизнь надо зафиксировать на сотне километров пленки.

После этих слов я приосанился и стал подробно рассказывать иностранному гостю о своей «сложной» жизни — люблю, мол, трудности и тяжелую работу, но Гопо кивнул на соседний стол:

— Блондинки и брюнетки по нас сходят с ума.

Я перечислил целую галерею театральных художников, сделал их словесные наброски, эскизы. Под конец скажу — каждый из них носил высокое звание — Мастер, а чудачества и хобби только придавали им дополнительную притягательность.

Здесь будет уместно упомянуть еще об одном чудаке — художнике Борисе Чупрыгине, который женился на женщине, любившей «смотреть поезда». Перед свадьбой Чупрыгин обещал невесте построить железную дорогу вокруг дачи и пустить электровагон. «Буду кататься и махать тебе рукой», — вдохновенно говорил художник будущей жене, но после свадьбы втянулся в живопись и забыл о своем обещании. Правда, позднее купил велосипед, но это выглядело нищенским даром по сравнению с локомотивом.

— До свадьбы я тысячу часов простоял у ее дома, — объяснял мне Чупрыгин. — Послал ей столько писем, что она могла бы оклеить ими всю квартиру. Встречал и провожал ее, ухлопал массу времени. За это время мог бы написать сотню картин. Теперь надо все наверстывать. Задумок в голове — туча…

В творческой среде большинство людей работают потому, что просто не могут не работать; в них запрограммировано стремление к совершенному. Часто они платят дорогую цену за это: лишаются материальных благ, признания при жизни, а иногда и личного счастья. Но немало творческих людей, которые работают ради славы, денег, а то и ради восхищения женщин — последних не только не мало, а даже много. По сути дела в этом нет большого порока, ведь масса примеров, когда великие произведения создавались благодаря любви к женщинам или благодаря их поддержке и преданности.

Мои друзья, художники и поэты, тоже посвящали слабому полу вполне сносные произведения, а кое-кто ради женщин совершил настоящие подвиги. Я уже говорил о Чупрыгине, который собирался построить железную дорогу и пусть не построил, но, как известно, готовность к подвигу равна подвигу. Не мешает вскользь — особенно не смакуя чужие слабости — упомянуть еще о двух-трех бесстрашных представителях творческой среды.

Так Андрей Голицын ради жены бросил выпивать и курить, что, конечно, нешуточный подвиг.

Детский писатель Валерий Шульжик несколько дней из-за непогоды не мог вылететь в Ленинград к любимой девушке. В аэропорту готовился к рейсу только почтовый самолет, но и тот никак не могли укомплектовать посылками. И тогда Шульжик совершил поступок, который всецело можно приравнять к подвигу: назанимал у друзей кучу денег, оплатил пустующие места и вылетел на «почтовике».

Но самый красивый подвиг сотворил художник-яхтсмен Рубен Варшамов. Накануне свадьбы он прокопал канал (с помощью экскаваторщика) от залива в Водниках, где стояла его яхта, к даче невесты (на берегу залива), и свадебное путешествие молодоженов началось прямо от дома невесты.

В зрелом возрасте я тоже совершил почти подвиг, правда, то, что я совершил, носило неприятную окраску. Я жил холостяцки с двумя собаками-дворнягами, которых считал равноправными членами семьи. Собаки тоже так считали, и потому спали со мной на одной тахте (кстати, запах псины мне всегда был приятней всяких духов). И вот однажды в нашей квартире появилась женщина. Она вошла, осмотрелась и сказала:

— Я догадывалась, что вы живете плохо, но не думала, что так плохо. Мне вас жалко.

Так она сказала и заплакала. Не знаю, что она в самом деле! По моим понятиям я жил прекрасно. Но речь о другом — о том, что у этой женщины не сложились отношения с моими собаками. Нельзя сказать, что она не любила животных (с такой я не стал бы встречаться), она понимала, что собаки — прекрасный народ, и любила их, но не настолько, чтобы вчетвером спать на одной тахте.

— У тебя крайне узкая тахта, — проронила эта чувствительная сударыня. — Пусть наши лохматые друзья спят отдельно, тем более, что есть еще одна комната и там тахта не хуже.