В кузове на лавке сидел плотный короткостриженный парень со шрамом на верхней губе; кисти его рук украшали татуировки. Не успел я примоститься около него, как он протянул руку и, дыхнув на меня спиртным, представился Борисом. И сразу объявил, что недавно освободился, сидел за грабеж и едет на танцы в Дом отдыха на Оке.
— А ты сколько тянул? — вдруг обратился он ко мне — почему-то решил, что с рюкзаком едут только из мест заключения.
Я не успел ответить, как он кивнул на деревню, которую мы проезжали, и предложил «гробануть продмаг»:
— …Точно знаю, его днем закрыли, а сторожа нет.
Похоже, время проведенное за решеткой, его ничему не научило. Я, разумеется, не поддержал его порыв, сославшись на друзей, которые меня «ждут не дождутся» на берегу реки. Парень прищурился и оскалился.
— Не темнишь?.. А что везешь в рюкзачке-то?
— Да ничего особенного. Свитер и пару консервов.
Но попутчик мне явно не верил. Нахмурившись, он засучил брючину и достал из носка финку и демонстративно стал втыкать ее в настил кузова. Я напрягся, приготовился к любой выходке парня — кто знает, что ему втемяшится в голову. К счастью, грузовик подъехал к Дому отдыха, парень бросил: «Бывай кореш!» и спрыгнул на землю. Понятно, этот парень тоже не был разбойником с большой дороги, — всего лишь с проселочной.
С более серьезным разбойником я столкнулся спустя несколько лет, когда помогал «Обществу защиты животных». У меня был старый «Запорожец» и по просьбе «Общества» я возил бездомных животных в приюты и ветлечебницы. Однажды мне предстояло отвезти двух дворняжек в подвал, где временно содержались «ничейные» собаки — им подыскивали хозяев. Вместе с собаками обитал некий бездомный Николай; в его обязанности входило кормить и выгуливать животных, за что «Общество» установило ему небольшую зарплату и предоставило жилье — в подвале имелась кое-какая мебель. Николая предупредили, что я привезу собак на своей машине, а мне о нем сказали только одно: «Бездомный Николай, наш сторож».
Когда я постучал в подвал, раздался лай и сиплый кашель. Дверь открыл дремучий мужик, с квадратной физиономией и тяжелым взглядом исподлобья. Пропустив меня с собаками в темное помещение, он закрыл толстую железную дверь на два засова и, пока я знакомился с собаками в подвале, сел на табуретку и закурил. И тут я совершил ошибку — попросил у него сигарету (свои оставил в машине). Он молча пододвинул ко мне пачку. Я сел рядом и тоже закурил — думал: «мы оба любители собак и найдем общий язык». Но собачий сторож сразу поставил меня на место:
— Что ж катаешься на собственной тачке, а сигареты стреляешь?
— Да в машине оставил, сейчас принесу, — пробормотал я.
— Потом принесешь, — просипел сторож и стал играть большим кухонным ножом на столе.
«Везет мне на любителей ножей», — подумал я, сразу вспомнив и разъяренного мадьяра и парня уголовника в кузовах грузовиков.
— И сколько стоит твоя тачка? — подал голос сторож.
Я объяснил, что машина старая и стоит всего ничего.
— А для вашего брата все мелочь, — сторож резко воткнул нож в пол.
Стало ясно — для него, бездомного, всякие москвичи, имеющие квартиры, да еще раскатывающие на собственных машинах — классовые враги. Чтобы наш разговор не зашел слишком далеко, я встал.
— Мне пора. Сейчас сигареты принесу.
— Иди, иди от греха подальше, — послышалось, когда я с трудом открыл массивную дверь.
Выйдя на улицу, я облегченно вздохнул — почему-то подвал уже представлялся камерой пыток, и стало тревожно за собак, которые там оставались. Сигареты я протянул сторожу через узкое подвальное окно. Он схватил пачку даже не взглянув на меня.
На следующий день в «Обществе» мне сообщили, что Николай неоднократно сидел за разбой, и добавили:
— …Но где найти хорошего человека, чтобы следил за собаками за мизерные деньги? Мы ведь бедные, государство нам не помогает, сами знаете… Но животных он, вроде, любит.
Само собой, этот Николай имел немалый разбойничий стаж, но все же он был разбойником со средних дорог. А разбойников с больших дорог я встретил в девяностые годы. Эти разбойники были совсем не похожи на разбойников — они были молоды, красивы, носили дорогие костюмы, разъезжали на «иномарках» и работали в солидных фирмах.
В пятьдесят лет, после гибели сестры и смерти матери, я остался один в трехкомнатной квартире, а, как известно, в девяностые разбойничьи годы убивали и за ветхие халупы, а тут такие хоромы! Конечно, моя квартира требовала основательного ремонта, но все равно пространство впечатляло. Я решил обменять квартиру на меньшую с доплатой, поскольку, как и многие, оказался в полном безденежье.
Читать дальше