Леонид Сергеев - Вид с холма

Он перевез к ней одежду, книги, ящик с инструментом, наполовину собранный радиоприемник и, как символ их будущего процветания, — проект катамарана, который запланировал построить.

Медовый месяц они провели у моря, где поклялись в «любви навсегда» и до конца дней не говорить друг другу грубых слов. За весь месяц она лишь однажды сделала ему замечание, и то в мягкой форме:

— Умоляю, кури поменьше. И не в комнате! У меня от дыма болит сердце… Я и не предполагала, что у тебя масса вредных привычек: отдуваешься, когда ешь, перед сном чешешь локти… Отвыкай, дорогой, от этих дикарских привычек…

Ее любовь имела странное свойство — нетерпимость к недостаткам супруга. По ее понятиям, он должен был неустанно совершенствоваться, стремиться к некоему идеальному образу, твердо уразуметь, что не исчерпал свое счастье до конца и впереди море блаженства.

Когда они вернулись в город, она все чаще стала обвинять мужа в неаккуратности, в том, что он «захламил квартиру напильниками, паяльниками и проводками», говорила, что «собирать радиоприемники нужно в мастерской, но никак не дома… и, кстати, зачем их собирать, если у нее уже есть один, вполне приличный?!». С каждым днем она настойчиво, методично усиливала натиск, высказывала недовольство даже по пустякам, когда он и не понимал, в чем провинился. Как преподаватель университета семьи, она давала задания, явно превосходящие способности студента, она не понимала, что нельзя от человека требовать больше, чем он может дать.

— …Приготовила грибной суп, старалась специально для тебя, а ты и не заметил, что съел.

Он слабо защищался:

— Извини, дорогая, но, понимаешь, я безразличен к еде и не понимаю людей, которые делают культ из еды.

— Культ здесь ни при чем. Здесь элементарное неуважение к моему труду. Подумай, пожалуйста, над этим… Ты так часто огорчаешь меня. Неужели не понимаешь, что огорчать легче, чем радовать.

Здесь проводилась и попутная мысль: «Почему ты учишься в университете семьи с большим внутренним сопротивлением и не стремишься к быстрому эффективному результату?». Каким-то непонятным образом способный школьник прямо на глазах превращался в медленно соображающего, упрямого студента, который совершенно не желал исправляться, и если с чем соглашался, то как-то устало, с оговорками, его согласие всегда было шероховатым, словно он не доверял преподавателю.

После этих размолвок он напряженно осмысливал себя, но как все ни взвешивал, приходил к выводу: она постоянно подчеркивает свое превосходство и тем самым просто закабаляет его.

На свой день рождения он пригласил друзей, инженеров сослуживцев, заядлых байдарочников, отчаянных курильщиков и балагуров. Некоторые пришли с женами — полными копиями мужей, с незначительными отклонениями. Событие отметили как нельзя лучше, но когда гости разошлись, она сказала с уничижительной гримасой:

— Они хорошие люди, но у них нет высоких побуждений. Говорили только о работе и туризме. Это неплохо, конечно, но где их необычные взгляды, желание создать что-нибудь необыкновенное, стать яркими личностями?!

— Не всем же быть яркими личностями, — хмуро отозвался он. — Мои друзья отличные специалисты и веселые, компанейские люди. У нас много общего…

— Ты слишком доверчив, — продолжала она, с небольшой долей ревности. — Взбалмошность своих друзей принимаешь за эмоциональность, начитанность за ум… Эрудиция — ведь это только знания, а ум — умение анализировать, обобщать, иметь собственное мнение…

В один из осенних вечеров, когда он корпел над радиоприемником, она сказала с обидой в голосе:

— Все-таки ты нечуткий, даже толстокожий и черствый. Никогда не подойдешь, не обнимешь, не скажешь ласковое слово, только и знаешь свою работу… Весь вечер можешь просидеть с паяльником и не спросишь: «Как я, чего мне хочется?». Раньше хотя бы рассказывал о путешествиях, а теперь… как домовой. За последнее время мы всего один раз сходили в театр, да и то под моим нажимом.

Он промолчал, ему уже стали надоедать постоянные обвинения и придирки, все чаще ему приходили тяжелые мысли, что университет семьи сильно смахивает на рабство.

С наступлением зимы он начал строить катамаран; все выходные дни напролет проводил в гараже приятеля. Домой возвращался уставший, правда, за ужином, рассказывая жене о ходе строительства, несколько приободрялся. Она старалась не смотреть на него, всем своим видом показывая, что ее обиды множатся. Однажды, не выдержав, сказала: