Леонид Сергеев - Вид с холма

Это был единственный, но крайне важный для Валерки вопрос, который она задала. Он ответил на него позднее, и наговорил столько, что Мила в него влюбилась, а тогда его опередил Игорь:

— Он ищет себе красивую и добрую жену!

— Так ведь это Мила, — подала голос Неля. — Она и красивая, и добрая. И еще умная.

— Умная — это ни к чему, — запротестовал Игорь. — Валерке умную не надо. Его ума на двоих хватит. Была бы добрая.

Нелля рассмеялась.

— А по-моему, женщина должна быть умной, — протянула Мила с улыбкой. — Ну хотя бы, чтобы оценить умного мужчину.

— Прекрасные слова, — Валерка поднял большой палец. — Милена, можно их записать? Моя душа в смятении. С этой минуты вы мой объект для поклонения.

— Я не памятник и не икона, чтобы мне поклоняться, — улыбнулась Мила. — Просто поухаживайте за мной.

Они начали встречаться каждый день, и не было дня, чтобы Валерка не преподнес Миле ластик или чешский карандаш, или перо для туши — между делом, как знак внимания к ее занятиям; по воскресеньям он привозил цветы из поселка и морковь-скороспелку с пахучей ботвой, а на праздники непременно дарил детскую игрушку, «как символ ослепительного романа».

Вскоре они поженились и некоторое время жили у родных Милы в Черемушках, но потом сняли комнату на Преображенке в старом деревянном доме. В их комнате, кроме тахты и стола, никакой мебели не было; Мила привезла от родителей посуду, скатерть, занавески, Валерка купил два стула, прибил вешалку для одежды, на подоконнике разложил книги, игрушки, в углу пристроил радиоприемник — убранство комнаты приняло вполне уютный вид.

— Вот так, Милена, начинаем совместную жизнь с нуля, а закончим в собственном коттедже с бассейном, — говорил Валерка, распевая английские мелодии.

— Это только мечта, — откликалась Мила.

— У каждого в душе должна быть мечта, иначе жизнь превратиться в скучнейшие будни.

Чтобы оплачивать квартиру, Валерка делал переводы на радио, взял учеников и по вечерам ему приходилось ездить из одного конца города в другой. Мила дома рисовала, готовилась к занятиям, перешивала платья, вязала; когда Валерка занимался в библиотеке, заезжала за ним, они делали покупки и по пути к дому целовались на каждом углу.

Они ходили в поношенной одежде, случалось, сдавали бутылки, чтобы купить хлеб и чай, зато со стипендии заходили в кафе и заказывали любимые блюда. Валерка по-прежнему виделся с приятелями из общаги, но теперь постоянно помнил, что его ждет жена. «Вот это ощущение своей необходимости другому, наверно, и есть самое замечательное в браке», — рассуждал он. В его жизни почти ничего не изменилось, только приобрело новый смысл; Мила даже не поломала его привычек: курить перед сном, лежа в постели, уплетать еду на ходу, но несколько раз все же обронила:

— Ох, уж эти твои привычки!

На что Валерка со смешком отвечал:

— Приношу свои извинения. Мои привычки надо записать в Красную книгу… Я вообще человек с тонкой душевной организацией и меня часто посещают окрыляющие мечты. Например, я представляю наше с тобой цветущее будущее. Коттедж с бассейном и прочее.

— Не нужен нам никакой коттедж, — вздыхала Мила, — а вот своя квартирка, хотя бы маленькая, нужна.

Как и многие супруги, они все больше становились похожими: перенимали друг у друга жесты, словечки; стоило ему заболеть, как и она чувствовала себя неважно. Однажды Валерка пришел от приятелей слишком поздно, выпивши; наутро они впервые поссорились — но тихо, шепотом, а после примирения, Валерка пошутил:

— У меня конечно есть микроскопические недостатки, их раньше мама пыталась искоренить, теперь ты. Получается, я поменял одну укротительницу на другую.

Летом у хозяйки дома жила внучка первоклассница. Валерка учил девчушку английскому, а Мила — рисованию. Наблюдая, как девчонка старательно водит по бумаге карандашами, Мила мечтала о своем ребенке, но, по непонятной причине, не могла забеременеть, и это тревожило ее.

По субботам они ездили за город к родным Валерки, а в воскресенье возвращались с полными сумками яблок, варенья, наливок. Старики души не чаяли в Миле — и умная, и скромная, и красивая, и платья как у кинозвезд — расхваливали ее до небес и всегда дарили ей огромные букеты цветов.

Защитив диплом, Валерка получил распределение в педагогический институт, но уже через год ему предложили вести язык почасовиком в университете. Посоветовавшись с женой, он перешел в МГУ, и теперь приятели стали его величать «Петровичем».