— …Мы хотим жить там, где нам нравится, и делать то, что нравится, без всяких понуканий и запретов. Хотим слушать джаз, а не ту бодягу, которую несут с нашей эстрады. Хотим смотреть западные фильмы, читать настоящие книги, а не ту макулатуру, которую нам подсовывают. Хотим знать обо всем правду, а нам все врут. Только и слышим, что у нас все лучшее и все счастливы. Надоела ложь… Мы хотим быть свободными, ездить в другие страны, общаться со сверстниками. И хотим все это сейчас, пока мы молоды, а не когда-то в светлом будущем… Мы насмотрелись на ваше поколение. Вам тоже обещали светлое будущее, а мои родители — они вашего возраста — только и живут от зарплаты до зарплаты… Люди устали ждать светлого будущего, устали от лжи, словоблудия, призывов и лозунгов, — она говорила запальчиво, но с победоносной улыбкой, уверенная в своей правоте; но внезапно улыбка исчезла: — А раз мы не можем иметь все, что хотим, мы отвернулись от этой жизни, ушли в себя. Вам, устроенным, сытым, нас не понять.
Она шла босиком по центральной московской улице в драных джинсах и широченной рубашке, на два-три размера больше необходимого. Шла высоко подняв голову, полузакрыв глаза; раскованная, независимая — всем своим видом бросала вызов окружающему ее миру…
Только что в редакции у Вольнова приняли очередную статью и его так и распирало от гордости — в сорокалетнего преуспевающего журналиста, закоренелого холостяка, вселился безалаберный мальчишеский дух, некое чувство всеобщего братства. Переполненный радостью, он вдруг легкомысленно подумал, что сейчас радостно всем. Брел по улицам, покуривал и был готов заговорить с первым встречным в надежде на всемирную отзывчивость. И вдруг навстречу она, эта девчонка хиппи с челкой до глаз — руки в карманах рубахи и… шлепает босиком — на вид лет семнадцать, не больше.
Вольнов встал на ее пути без всяких задних мыслей, просто чтобы потрепаться, узнать, чем живет современная молодежь, о которой если что и знал, то понаслышке.
— Это еще что такое? — с напускной строгостью он остановил ее в двух шагах от себя.
— Не поняла? — она нарочито подняла глаза, прекрасно понимая, что он имел в виду.
— Что за вызывающее поведение?! Шлепаешь босиком, не боишься — тебя заберет милиция? Все оборачиваются на тебя!
— Меня уже два раза забирала милиция, — с подчеркнутой дерзостью заявила она. — Но из-за прописки.
— Ты не москвичка?
— Я из Орла. Но уже два года живу в Москве. Работаю дворником… ради прописки.
Ее звали Алиса. Они прошли всю улицу, посидели в сквере, заглянули в стоячку и выпили по чашке кофе. Со стороны они выглядели странной парочкой — лысый здоровяк в чиновничьем костюме и расхристанная девчонка с отрешенным лицом.
— А почему не поступишь в институт? — спросил Вольнов. — Ты закончила школу?
— Поступала в Строгановку, но не прошла по конкурсу. Домой не поехала, стыдно, что провалилась. Да и просто хочу жить в Москве… Не думайте, не из-за того, что в Орле нет шмоток и колбасы. У нас там нет среды, не с кем потусоваться. Здесь тоже массовка не та, но есть отдельные группы… И все самое лучшее в Москве. Здесь театры, выставки, всегда есть куда приткнуться.
Эта провинциальная открытость и искренность вызвали у Вольнова желание помочь ей, но как именно, сразу он не мог сообразить.
— И ежу ясно, здесь не сладко, — продолжала Алиса. — Навалом нежилых помещений, но иногородних не прописывают. Моя подруга Лена — она художница из Воронежа, очень талантливая — живет в выселенном, пустом доме, никому не мешает. Так нет, находятся разные стукачи, вызывают милицию. Ей уже дали приписку о выезде из Москвы. И почему мы не можем жить там, где хотим?
Раздраженная, озлобленная, она искала у него поддержки, а что он мог сказать? Только приободрить.
— Но ведь ты зацепилась в Москве, а дальше пробьешься. Ты, чувствуется, сильная, я в тебя верю. У тебя есть подруга и, наверное, еще есть друзья. Все не так уж и плохо, если есть друзья…
— Да, друзья есть, — Алиса улыбнулась и потеребила челку. — По вечерам мы собираемся у меня. Пьем чай, покуриваем. Вино не пьем. Не потому что денег нет, просто зачем балдеть? Нам и так хорошо. Саша — поэт, читает стихи, его друг Леша — бард, играет на гитаре, поет. Приходят Лена и Вера — тоже художница, Строгановку заканчивает. Батики классные делает. Один даже иностранец купил… Я тоже немного рисую… У нас весело. Приходите.
В какой-то момент Вольнов подумал: «А неплохо бы написать очерк об этой неприкаянной молодежи. Что я о ней знаю? Только то, что эти молодые люди протестуют против общества, ниспровергают устои, и все. А было бы неплохо окунуться в их среду, понять, чем они живут — их жестокую философию, пристрастия. Только нельзя объявлять себя, они сразу заподозрят неладное. Назовусь инженером, семейным, имеющим таких, как они, детей».
Читать дальше