Сергей Тепляков - Двуллер-3. Ацетоновые детки

… Под подушкой у Бесчетнова запиликало. Бесчетнов сунул руку под подушку, вынул оттуда телефон, нажал на «прием» и поднес трубку к уху – все это не открывая глаз.

– Алло… – сонно проговорил Бесчетнов.

В трубке заговорил голос. Бесчетнов слушал.

– А как он выглядит? – спросил он и снова слушал.

– Татуировка, говоришь… – тяжело сказал Бесчетнов.

Прошла еще минута.

– Понял… – сказал Бесчетнов в трубку и разговор кончился.

Наташа подняла с подушки голову – Бесчетнов хмуро смотрел в потолок. Потом он оглянулся на нее и, встретившись глазами, сказал:

– Леху нашли…

– Живой? – спросила Наташа.

Бесчетнов помотал головой. Наташа охнула и слезы полились из ее глаз. Бесчетнов полежал еще и потом встал. Он понимал, что надо теперь рассказать про это петрушкинскому отцу. Звонок был из милиции – на берегу реки охотники нашли мужчину с простреленной спиной. Мужчину надо было теперь опознать, но Бесчетнов уже знал, что это Леха: у покойника на груди была татуировка, японские иероглифы. Иероглифы были и у Петрушкина – название того вида каратэ, которым он занимался.

Бесчетнов прожил уже больше сорока лет, но ни разу еще не доводилось приносить ему такие вести. Он подумал даже – может, дать ментам телефон Петрушкина-старшего, пусть они и сообщат? Но потом решил, что деваться некуда – надо говорить самому.

Он встал, умылся, оделся. Наташа смотрела на него круглыми глазами.

– Ты куда? – спросила она.

– Надо же ему сказать… – ответил он.

– И ты сможешь? – спросила она.

– А куда деваться? – пожал Бесчетнов плечами. – деваться-то некуда.

Он подумал вдруг, что, может, это еще и не Леха – ну мало ли в самом деле нынче татуированных мужиков, хоть даже и с иероглифами? Он решил не говорить Петрушкину-старшему, что нашли Леху. «Скажу – нашли мужика, надо опознать… – подумал он. – Пусть еще час Леха будет для него живой»…

Выйдя в холл, Бесчетнов хотел покурить, вытащил сигарету и начал разминать ее пальцами. Потом подумал: «Блин, нечего сачковать!», сунул сигарету за ухо, прошел по коридору к комнате Петрушкина-старшего, и постучал. Дверь открылась сразу.

«Да поди и не спал… – подумал Бесчетнов, глядя на полностью одетого Николая Палыча. – Как осунулся… Что же – не спит сутками?»…

– Николай Палыч, нашли на берегу тело мужчины, нас просят приехать и посмотреть на него… – сказал он первое, что пришло в голову. Бесчетнов знал, что в такие минуты сознание тормозит и то, что он сказал сейчас, до Петрушкина-старшего будет доходить частями. «Да к тому же, – думал Бесчетнов, – за последние дни старик должен был понять, что хороших новостей не будет».

Он внимательно смотрел на Петрушкина-старшего. Тот не изменился в лице, не упал и не зашатался. Он, видать, и правда ждал чего-то такого. Только где-то в глубине глаз Бесчетнов увидел страшную тоску. «все-таки надеялся старик… надеялся… – подумал Бесчетнов. – А тут я со своими новостями. Что за жизнь, твою мать»…

Николай Палыч Петрушкин стоял посреди полянки, на которой нашли его сына. Кругом сновали какие-то люди – милиционеры, прокурорские, еще кто-то. С края поляны жадными глазами, переговариваясь, тыча пальцами, смотрели на все это местные. Сбоку от Петрушкина стоял Бесчетнов, курил и исподлобья взглядывал на старика. Наташа на поляну не пошла – от самого морга, где они увидели Алексея, и до сих пор, она плакала в машине.

Полянка была залита кровью. Петрушкин-старший старался не замечать этого. В милиции ему сказали, что версия может быть такова: на Петрушкиных напали, глава семьи защищался, его убили, но Алина с детьми убежала и сейчас где-то скрывается. Петрушкин и верил в это, и не верил.

Петрушкин-старший подошел к кострищу. Рядом лежали рубленые ветки. Он подобрал одну, небольшую – это было последнее, что держал в руках его сын. И еще взял из кострища камень.

К Бесчетнову подошел Сергей Аркадьевич Гранкин, следователь из прокуратуры, высокий, полноватый, с круглой лысой головой. Они были знакомы давно, иногда Гранкин рассказывал Бесчетнову то, чего рассказывать был не должен, но уж никак не удавалось Гранкину промолчать. Обычно хитроватый и веселый, Гранкин сейчас был мрачен.

– Ну что, как он? – спросил он Бесчетнова, кивая на Петрушкина.

– Да как… – качнул головой Бесчетнов. – Держится пока.

– Напоить его надо… – сказал Гранкин.

– Пробовал. Не пьет. Говорит: «Так только тяжелее будет»… – ответил Бесчетнов.