Сьюзен Баркер - Сайонара

– Наоко! – воскликнул я. – Что происходит?

– Тетю увезли в больницу, – серьезно ответила Наоко. – Вечером она упала в саду и потеряла сознание. Она пролежала там несколько часов, пока дядя не позвонил в «скорую помощь».

– Нет, не может быть!

Меня словно со всего размаху стукнули в живот Господин Танака морщился, губы его двигались словно скользкие, увертливые угри. Он явно был весьма недоволен тем, что вынужден находиться на ветру под дождем, когда мог бы спокойно спать в своей постели.

– Они говорят, что тетя в коме, – продолжила Наоко.

Машина «скорой помощи» начала отъезжать, включились сирены.

– Они обнаружили ее случайно…

У меня перехватило горло.

– Вы едете туда? – спросил я Наоко.

Она кивнула.

– Прямо сейчас.

– Хорошо, – сказал я. – Подождите минутку. я – только переоденусь.

Госпожу Танаку поместили в отдельную палату в отделении травм головы. Они позволили нам взглянуть на нее только издали. Это было ужасно! На лице старушки лежала кислородная маска, тело опутывали трубки. Под воздействием жестокой силы тяжести, изможденная, землистого оттенка кожа госпожи Танака обвисла. Пришел доктор и сказал нам с Наоко, что состояние пациентки стабильно, и у госпожи Танаки есть хороший шанс выкарабкаться.

Несмотря на хорошие новости, Наоко бурно разрыдалась. Я похлопал Наоко по плечу, но затем и сам вынужден был удалиться в туалет, чтобы сполоснуть лицо холодной водой. Затем направился к телефону-автомату, вставил монетку и набрал наш домашний номер. Трубку взяли после первого же гудка.

– Да? – услышал я голос Марико.

Несмотря на два часа ночи, голос совсем не казался заспанным.

– Марико, – начал я, – эту ночь я проведу в больнице. Я хочу, чтобы вы знали, что можете остаться в моем доме. Но сначала вы должны рассказать мне обо всем, в том числе и о том, почему вы лгали мне.

Я ждал. На том конце трубки молчали. Затем я услышал глубокий вздох, и Марико заплакала.

Машина тащилась сквозь лабиринт улиц, то и дело меняя курс. Мы миновали чертово колесо и сверкающие аркады Умеды. Казалось, прохожими овладел дух безудержного кутежа, страстное гудение неоновых вывесок опьяняло. Девушки хихикали над открытками, выставленными в витрине киоска. Здесь хозяйничало новое поколение барных завсегдатаев – мужчин, щеголявших в модных костюмах, женщин – любительниц шампанского и бесконечных разговоров по душам. Меня раздражало, что меня везут, словно какую-нибудь большую шишку. На перекрестках прочие водители без колебаний признавали наше превосходство. Хотелось постучать в перегородку и спросить у шофера, куда же мы едем, но было ясно, что перегородка поднята именно для того, чтобы избежать моих расспросов.

Когда мы пересекали реку Йодо, я оглянулась, что бы в заднем окне увидеть, как знакомые очертания Осаки уплывают вдаль. Мы выехали на автостраду, и я прочла иероглифы, обозначающие названия пригородов. Амагасаки – 5 километров, Таракасука – 9 километров. Куда же лежал наш путь? Грудь сдавило, в животе словно бились крыльями птицы. В последний раз я ощущала такое нервное возбуждение, когда впервые очутилась в Японии, обалдев от перелета и культурного шока.

Я сбросила туалетные тапочки, которые дала мне Мама-сан, и помассировала сведенные ступни. Надо же те самые тапочки, в которые она засовывала свои изящные ножки перед тем, как присесть на корточки над фарфоровой святыней! Они оказались единственной обувью, которая налезла на мои гайдзинские ступни, да и то немилосердно жали. Будь я японкой, меня бы давно уже умертвили за нарушение священного табу, ибо никому в этой стране не дозволялось надевать туалетные тапочки на выход. Однако я была иностранкой, и позор бесчестья миновал мою грешную голову. Пусть же моя вина ляжет на других.

«БМВ» въехал в сверкающий огнями пригород, затем свернул в темноту за железнодорожным переездом. Печальная и пустынная местность – вокруг одни заброшенные лачуги. Машина ударилась обо что-то и встала посреди каменных глыб и выбоин. Что делает Юдзи в таком месте? Может быть, шофер ошибся? Я постаралась вспомнить, как он выглядел: высокий, широкоплечий, в униформе и фуражке. Наверное, у меня разыгралось воображение, но когда шофер открывал дверь, я уловила зловещий блеск в его глазах. Единственным источником света оставались передние фары. Они освещали бамбуковые заросли, ржавый велосипед, брошенный холодильник, дверь которого свисала с петель, словно вывихнутая челюсть.