Сьюзен Баркер - Сайонара

Юдзи выдернул руку.

– Сегодня он приходил сюда с пистолетом.

Сердце мое подпрыгнуло. Он ведь говорил, что здесь безопасно!

– Ты серьезно? Хиро хотел убить тебя?

– Хотел выстрелить мне в лицо.

– Боже… – Я не могла видеть своего лица, но знала, что на нем застыла гримаса ужаса. – Но ведь ты жив! Почему он не убил тебя? Кто помешал ему?

– Он засунул пистолет мне в рот, положил палец на курок, и тут зазвонил телефон. Если бы не пистолет во рту, я бы рассмеялся. Я решил, что Хиро не станет отвечать, но он взял трубку. Он выслушал, развернулся и вышел вон. Вот так. Не сказав ни слова. Я лежал на полу в холодном поту, ожидая, когда он вернется и прикончит меня. А потом услышал, как его машина отъехала.

Я попыталась представить себе эту картину, – но возражение отказывалось подчиняться.

– Кто звонил?

Юдзи пожал плечами.

– Ямагава-сан или кто-то другой, на кого сейчас работает Хиро. Кстати, тот парень, что работает в баре, ты его знаешь, он тоже был здесь. Стоял прямо тут…

Юдзи показал на дверь. Я подняла глаза, почти уверенная, что увижу в проеме двери фигуру.

– …и просто глазел на меня. Когда я выберусь отсюда, больше ему не готовить у матери пиццы. Уж об этом я позабочусь.

– Ватанабе?

– Это его имя? Ватанабе?

Ватанабе? Как он мог оказаться замешанным во все это.

– Это Хиро так потрудился над твоим лицом?

Юдзи потрогал рану ниже линии волос.

– Может быть, вот над этим шрамом. Я уже не помню. За последние двадцать четыре часа меня отымели все, кто только мог.

Он усмехнулся. Я попыталась улыбнуться в ответ, ошеломленная тем, что после подобного кошмара Юдзи еще может шутить.

– Он вернется? – спросила я.

– Поверь мне, он больше не вернется, – ответил Юдзи не слишком уверенно.

– Откуда ты знаешь?

– Поверь, он не вернется.

Юдзи погладил меня по затылку, и я прижалась к нему, спрятав лицо. Мне стало жалко своего недавнего неведения, захотелось со щелчком захлопнуть этот ящик Пандоры и никогда больше не открывать, я. вспомнила еще кое-что из длинного списка преступлений Юдзи.

– Хиро сказал, что ты сообщил его невесте о его смерти.

Юдзи напрягся.

– У меня не было выбора. Она даже не заплакала, просто велела мне убираться вон. На следующий день она как ни в чем не бывало вышла на работу и никогда больше не упоминала о Хиро.

– Что ты сказал ей?

– Что его застрелили.

– Теперь она знает правду. Она должна ненавидеть тебя.

– Она знала все с самого начала. И ей не за что ненавидеть меня – я просто выполнял свою работу.

Я тихо лежала, обдумывая его слова. Юдзи решил, что я молчаливо осуждаю его.

– Мэри, послушай, чего ты хочешь от меня? Неужели Ты думаешь, что каждый день я не ощущаю вины? Я стоял и смотрел, как они мучают моего лучшего друга. Я знал, что Хиро вернулся, я ждал, что он объявится. Знаешь, что я подумал, когда сегодня он наставил на меня пистолет? Господи, пусть он нажмет на курок. Я все это заслужил.

– Не говори так. Если бы Хиро выстрелил тебе в лицо, это ничего бы не исправило.

– Я сам все загубил, – сказал Юдзи. – Теперь я просто хочу заплатить по долгам и убраться отсюда. Хочу, чтобы все закончилось. Я бы отдал собственную руку, если бы можно было хоть что-нибудь изменить.

– Перестань. Мы уедем и никогда больше сюда не вернемся.

Я обняла Юдзи, вдыхая запах антисептика, который излучали его поры. Его рука коснулась моего плеча. Ночью похолодало, но тело горело, словно все грехи, которые Юдзи еще предстояло искупить, сжигали его изнутри. Я мягко обнимала его, ощущая, что между нами осталось много недосказанного. Главное сейчас – утешить Юдзи, облегчить муки его совести. Я прекрасно понимала это, но слова не шли с губ.

От свечей остались только лужицы воска, прилипшие к половицам и опаловыми блестками свисавшие с ножек стола. Мы лежали, обнявшись, наши глаза впитывали тьму, словно губки. Наступила полночь, и животы наши согласно заурчали. Чтобы заглушить голод, мы курили сигареты и поочередно прикладывались к древней бутылке саке. (Юдзи, который не ел уже двадцать четыре часа, клялся, что его желудок начал переваривать сам себя.) Между глотками саке Юдзи рассказывал о своем прошлом, о школе, о том, как вынужден был скрывать, что его мать работает в хостесс-баре. Я слушала, перебивая только тогда, когда не понимала слов. Юдзи никогда еще не был так откровенен со мной. Он постоянно просил прощения за то, что так многословен. Я просила его не останавливаться, не желая упустить ни слова.