Опьянение сбивало меня с толку. Годами я позволял себе только символические тосты на работе и неизменно отказывался от участия в дружеских в вечеринках. И вот теперь я сидел в собственной кухне, а полочка с банками для специй кружилась перед глазами, словно карусель.
Если забыть о головной боли, состояние опьянения мне даже нравилось. Марико была довольна и говорлива. Почти не вслушиваясь в ее лепет, я восхищался милым лицом и думал о том, какой красавицей ей еще предстоит стать. Освещенные снизу светом лампы, черты лица казались чарующе загадочными, словно у сфинкса, а всякий раз, когда Марико улыбалась, зубы влажно вспыхивали. Мы болтали и бездумно смеялись, по радио приглушенно звучали золотые хиты. Саке развязало мне язык. Я задал Марико вопрос, который еще не так давно счел бы слишком навязчивым.
– Когда вы вернетесь в Фукуоку, – спросил я, – вы будете жить с семьей?
С твердым выражением во взоре Марико ответила:
– Нет, господин Сато. Опавшим цветам не суждено вернуться на ветки.
Марико привела глупую пословицу с таким выражением, словно изрекала вечную истину. Я заметил, что это очень печально, и постарался изменить ее мнение.
– Цветы – это одно, Марико, – сказал я, – а семья – совсем другое.
Марико стала тихой и задумчивой.
– И никакой вы не опавший цветок, – добавил я.
Теперь Марико смотрела на меня.
– Спасибо, господин Сато, но вы просто не знаете, о чем говорите.
Она смущенно рассмеялась, заставив меня пожалеть о собственной несдержанности. Я вовсе не хотел печалить Марико, особенно в день ее рождения. Марико вылила оставшееся саке в мою чашку. Его вкус, еще недавно казавшийся мне горьким, сейчас был подобен сахарной воде. Радио наигрывало «Волшебного дракона». Я закрыл глаза и представил себе дракона, переливающегося всеми оттенками зеленого, над горами Арасиямы.
– Мне нравится здесь. Здесь я чувствую себя счастливой, – услышал я голос Марико.
Я открыл глаза, радостно освобождаясь от дракона, чьи рискованные петли уже начали вызывать тошноту.
– Рад слышать это, Марико, – ответил я.
– Мне никогда еще не встречались такие добрые люди, как вы, господин Сато. То, что вы пригласили меня пожить в вашем доме…
– Марико, вы ошибаетесь, уверяю вас. Недели через две вы до смерти устанете от этого унылого старомодного дома. Вам покажется, что время тут просто остановилось.
Мгновение Марико помедлила, затем улыбнулась.
– Что ж, пусть так и остается.
Алкоголь действовал на меня усыпляюще, поэтому в десять мы отправились спать. Я стоял перед зеркалом в ванной, смотрел на свое раскачивающееся отражение и бездумно водил щеткой по зубам. Музыкальный автомат в голове заклинило на назойливой мелодии Саймона и Гарфанкела – сумятице иностранных гласных, не имеющих для меня никакого смысла. Я намылил лицо и смыл мыло холодной водой, затем, спотыкаясь, направился в пустующую комнату, оставляя по пути предметы гардероба. Достал чистую пижаму и раскатал матрац. Через несколько секунд я погрузился в сладостное забвение.
Проснулся я через некоторое время, чувствуя, что выспался. Я видел во сне тебя. Мы сидели в лодке на середине пустого озера. Ты боялась воды и умоляла меня отвезти тебя к берегу. Поэтому я начал грести к пристани, но, как обычно бывает во сне, чем сильнее я греб, тем дальше от нас оказывался берег. Даже во сне я понимал, что-то не так, но не мог остановиться. Сновидение было таким живым, что, проснувшись, я удивился, какого дьявола я машу веслами посередине комнаты? Рядом с матрацем стояла фигура в длинной белой рубашке. Марико. Сквозь просвет в шторах в комнату проникал желтоватый свет от соседнего дома. Косые капли дождя намочили подоконник.
– Марико? – спросил я. – Что случилось?
– Я видела сон, – прошептала она.
– Страшный сон?
В свете, падавшем от окна, тонкая ткань рубашки просвечивала, заставляя меня против воли разглядывать ноги Марико. Такая интимность смущала меня, захотелось включить свет.
– Нет, не кошмар, а возможно, и не сон. Я слышала голос. Тот самый голос, который вчера заставил меня взять вашу виолончель. Тот голос, что заставил меня прийти в ваш офис.
От ее шепота волосы у меня на затылке встали дыбом. Мне захотелось услышать продолжение, но я беспокоился о приличиях – разве допустимо, чтобы Марико стояла здесь в темноте в одной рубашке?
– Она сказала, что я не должна больше позволять вам жить одному, – сказала Марико.
На лице ее застыло торжественное выражение. Я вспомнил рассказ Марико о женщине, которая присела рядом с ее постелью и разговаривала с ней. Женщине с твоим именем. Я почувствовал, что под одеялом на теле выступил липкий пот.
Читать дальше