Андрей Волос - Предатель

И правда, в узкие окна подвала было видно небо — совсем посветлевшее, высокое; со двора после ночного дождя несло влажным воздухом, сладковатой гарью рокочущих грузовиков.

— Ну-ка, ребятушки, — ласково поторопил он. — Давай, милый, вставай сюды вот, к дощечке. Поудобней вставай, чего ты мнешься!..

Кирпичная стена была закрыта дощатым щитом: вроде как дверь сарайки, только сильно подырявленная, замаранная кровью и белыми потеками.

Из глаз Маслова беспрестанно бежали слезы, будто луку нанюхался, но, повинуясь ласковому голосу Прикащикова, он неуверенно, как во сне, мелко и опасливо ступая, подошел к щиту и встал спиной к нему, переводя жалобный взгляд с Губаря на Курцова, с Курцова на Карпия.

— Ну, милый! — сказал Прикащиков таким тоном, будто учил мальца держать молоток или пилу. — Зачем тебе так? Не надо!

— Не хочу, — прошептал Маслов. — Простите!

Прикащиков крепко взял его за плечо и повернул лицом к стене. Потом подбодрил и Райхинштейна.

— И ты вставай, милок. Ништо, поместитесь!

Райхинштейн встал было, да шатко, на полусогнутых, и тут же начал сползать, корябая щекой занозистые кровавые доски.

— Годи! Годи! — Прикащиков подхватил его под правую руку, удержал, и Карпий снова позавидовал, как ловко и сдержанно, без боязни и нервов он ведет дело. — Держись-ка, паря! Стой, говорю! — И быстро отшагнул в сторону, окидывая практикантов сощуренным веселым взглядом: — А ну-ка!

Наган дернулся в руке, и Карпий всем существом, всеми жилками организма почувствовал и понял, что первая его пуля ударила в затылок Маслова: это именно от карпиевского выстрела Маслов так вздрогнул и стал валиться, цепляясь руками за щит. Вот так! Вот так! — его пронзил яростный восторг, бешеная радость, от которой он чуть не закричал.

Райхинштейн тоже падал, и его затылок тоже был негусто окровавлен, и пока тела не повалились окончательно, практиканты, рыча и скалясь, успели выстрелить в них еще по нескольку раз.

— Вот и ладушки, — сказал Прикащиков, когда все стихло. Присел возле убитых, осторожно, чтобы не замараться, пощупал мертвые шеи. — Отмаялись, соколики.

У одного из окон был разумно приспособлен ворот и блок: канатная петля накидывалась на ноги, под мелодичное поскрипывание несмазанной оси тело вылезало в проем прямо под борт грузовика.

— Что ж, ребятки, — сказал Прикащиков, оглядывая их и лукаво щурясь. — С крещеньицем!

Когда практика кончилась, Карпия оставили при райотделе…

Поразмышляв, он постарался изложить самую суть:

«С такой же ответственностью я относился к делу и когда мне было поручено вести самостоятельную работу. Работа была сложной и даже опасной. Кто нерадиво относился к приказам наркомата и не выполнял установки руководства арестовывался и предавался суду как враг или пособник за либерально буржуйское к нему отношение. В той или иной степени».

Карпий вздохнул, почесал переносицу, напрягся и написал единым духом:

«В ноябре 1938 года ЦК ВКП(б) и СНК СССР в своем историческом постановлении вскрыли извращения имевшие место в работе органов НКВД свидетельствующие о подрывной деятельности врагов народа в самих органах НКВД а зоркий глаз первого чекиста — тов. Сталина сумел вскрыть особенности подрывной деятельности врагов народа в органах НКВД. Были арестованы враги народа Боцманов, Перегвоздин, Карасев, Петров, Мудашкин, Юранов, Шуберский и другие проводившие свою предательскую работу через массовые аресты и применение физических методов воздействия. Это словно прожектором внесло ясность на все что когда-то было под сомнением. Часть уцелевших от расстрела вышеуказанных «пособников» врагов новым руководством наркомата была освобождена как незаконно арестованные».

Он перевел дух и перечитал.

Да, было такое: некоторых освобождали. На них смотрели как на вставших из могил. Ведь уже шагнули за край, оказались по ту сторону… а вот поди ж ты — живы!

Впрочем, машина только немного сбавила обороты. Прежде она молотила на пределе возможностей, грозя вот-вот лопнуть, взорваться, разметать на куски все вокруг. А теперь маленько поутихла, стучала ровно, без напряга, без неистовства. Внутри она осталась такой же, принцип работы не изменился. Да и чего бы ей стать другой? Ну вот взять, к примеру, крупорушку. Можно на полную пустить, чтоб шарашила, пока не развалится. А можно в нормальном режиме. Дело только в скорости. На пределе — сорок мешков в день. А когда в нормальном ритме — только пятнадцать.