Андрей Волос - Предатель

Взгляд его затвердел. Бронникова невесть с чего пробрали мурашки. Он немного протрезвел и огляделся.

— Кончай, Захарыч, — лениво сказал Гога, — лучше бы за водкой сбегал.

— Давить вас надо, — ответил майор.

— А и правда, — подхватил Зеленый, холодно улыбаясь, — сбегал бы ты, Захарыч, за водкой!.. А?

— Мародеры, — презрительно сказал майор. Протянул руку, вытряс в свой стакан остатки из последней бутылки.

— Э, так не пойдет! — закричал Гога. Он схватил майора за запястье.

— Пусти!

Майор рванулся, Гога едва не слетел со стула, вскочил. Глаза его тоже заклёкли, потемнели, сузились.

— Тише, ребята, — сказал Шелепа. — Все свои. Не надо фаса!

— Ах ты! — сказал Гога. — Сидишь! Иди за водкой!

— Пошел бы ты, — безразлично сказал майор. У него стала подергиваться щека.

— Гога, отстань, — сказал Зеленый. — Сядь, ну!

— Не пойдешь? — вопрошал Гога. — Не пойдешь? Ты забыл про должок-то, Захарыч? Забыл? Смотри, напомню! Пойдешь или нет, последний раз спрашиваю!

— Встать! — взревел вдруг майор, едва не проломив при этом крышку хлипкого стола кулаком.

Бронников подпрыгнул на стуле. Упала и покатилась по полу бутылка.

— Встать! Встать!.. Пошли вон! Вон пошли отсюда!.. Застрелю, сука!..

Вид его был безумным.

— Из палки ты меня застрелишь! — завизжал Гога, содрогаясь от злости. — Забыл должки! Я тебе напомню! Из… своего ты меня застрелишь, сволочь! Беги за водкой, гад! Хуже будет!

— Ах, из палки! — как бы с недоверием сказал майор.

Бронников не знал, что нужно делать, и с ужасом следил за тем, как рука майора двинулась и стала медленно (ему казалось, что медленно) переезжать из одного пространства в другое, нацеливаясь, очевидно, на ящик стола. Гога, вытаращив глаза и распялив рот, скосив глаза куда-то в сторону и вообще скривившись, замер в позе странной, оправдываемой только ее мгновенностью, и рука его, полусогнутая в локте, имеющая на конце какие-то тоже полусогнутые, растопыренные пальцы, висела в воздухе, брошенная в него только что жестом неудовольствия и страсти; но теперь, когда пыл жеста выгорел, а рука осталась висеть, она выглядела странно — как протез. Лицо Гоги было ядовито сморщено, и Бронников отчетливо понял, что он согласен: пусть в эту рожу пальнет сейчас майор из своего трофейного — чего там? «Вальтера»? «Парабеллума»? Да, пусть, с такой рожей нельзя сделать ничего другого, в нее следует стрелять — и дело с концом, такие рожи должны растираться в мелкий порошок, в прах, чтобы даже тени их существования не оставалось на земле. Рука майора передвигалась к ящику стола быстро, но воображение работало еще быстрее рук, и поэтому рука в своем стремительном полете еще не продвинулась ни на сантиметр, а Бронников уже представил себе несколько картин, промелькнувших перед глазами: треск выстрела… мгновенное изменение лица Григория Зиновьевича… красная вспышка на месте лба… грохот валящегося тела… потом, значит, все в оцепенении… потом… что потом? Ну что может быть потом — звонок в милицию… долгая история… следствие… показания… кто где сидел… кто что говорил… Да, но позвольте, подумал он, если сейчас этот псих пальнет в Гогу, то кто же потом станет отмазывать Артема? И не покажется ли дело, ради которого, собственно говоря, и собрались, пустяком на фоне того, которое вот-вот имеет место быть? Стоп!

Рука майора летела понемногу к ящику стола, раздвигая тугой от напряжения воздух, и Бронников, сидевший к нему ближе всех, стал тянуться к этой руке, чтобы схватить и повиснуть всем телом, и не дать ей продолжить это смертоносное движение. Он не успевал уже ничего сделать — рука подлетела к ящику, Бронников вытаращил глаза в своем усилии дотянуться, до локтя оставалось всего ничего, но ящик уже, чуть не выпрыгнув из пазов, выехал молниеносно и широко, майор, скривясь от ненависти, сунул туда левую руку, а Бронников уже было повис на его правом локте; но майор вскакивал, и потому пальцы Бронникова, скользнув по форменной диагонали, остались ни с чем, а майор, неожиданно ловко отпрыгнув в угол комнаты, выставил перед собой то, что было у него теперь уже в правой руке, и, направив предмет на Гогу, сделал так:

— Пу. Пу. Пу.

— Ах! — вскрикнул Гога.

— Черт возьми! — сказал Зеленый. — Давай сюда!

Майор, пьяно ухмыляясь, держал перед собой непочатую бутылку водки, ловко поводя ее горлышком с золотой блямбочкой справа налево и повторяя:

— Пу! Пу!

График сбился, операция завершилась в третьем часу, вокруг кое-как пробуждающегося пациента еще кружились анестезиологи, а она, сняв маску, сидела в предоперационной, дописывая протокол.