А то, что есть вопросы неразрешимые (вот как те игумновские мозаики, про которые Шегаев рассказывал), на которые верного ответа нет и быть не может, ему еще невдомек. Кто лучше — Сталин или Гитлер?.. что правильней: честно сдохнуть на чужой земле невесть за что по воле обезумевшего старичья — или подличать, отмазывая жизнь?.. И понятно, что оправдаться перед ним он уж теперь никогда не сможет, дело сделано; без толку рассказывать, что кабы сам на таком пороге оказался, то перешагнул бы молча, без возражений и судорог: самого себя ведь не пойдешь спасать, не станешь выкручиваться (это и на собственном Артемовом примере хорошо видно), а никто другой ничем таким бы не озаботился — не то время было.
Ну и ладно, черт с ним, с оправданием… главное — цел будет. Вот что главное!..
Бронников раскрыл рот, чтобы, сменив тему, сказать кое-что насчет… но тут заколоколил звонок, и оказалось, Кира не одна, а с коллегой — той самой Верой Сергеевной, с которой, как помнилось, она хотела познакомить Юрца. Не успели как следует друг другу представиться — снова тилибомканье: Лизка! А еще минуты через три — Игорь Иванович с Натальей Владимировной.
Дело пошло, и стало не до философий.
Первая фаза всеобщей сумятицы, бестолковщины и галдежа была посвящена (если не считать переодевания, завершения мелких хозяйственных дел и беготни с кухни в комнату и обратно) решению вопроса об очередности отмечания: следует ли первыми поднимать свадебные тосты, поскольку женитьба и замужество — это на всю жизнь, то есть гораздо серьезнее, чем на пару лет в армию сгонять; то ли, наоборот, начать с проводов забритого новобранца, а с молодоженами погодить: они самым бессовестным образом зажали свадьбу свою от родных и близких, за что и должны быть наказаны всеобщим презрением и холодностью, а прощения им никакого быть не может.
— Нет уж, Артем! — кричал Бронников, не на шутку распалясь. — А месяцем раньше ты не мог это дело сделать?! А мы с Кирой сколько времени долбим одно и то же — ты почему нас не слушал?!
Но все-таки, получив от молодого клятвенные уверения, что первое, что он сделает вернувшись, это сыграет настоящую большую свадьбу — с фатой, букетами, кольцами и разливанным морем шампанского, — первым делом крикнули «горько» (шампанское, кстати говоря, и сейчас было: Артем принес две бутылки, и они, друг за другом бабахая, славно полнили бокалы пузырчатым вином).
Юрец, вопреки обыкновению, запаздывал; разговор тек мелкими ручейками; Кира требовала, чтобы, если Юрец такой разгильдяй, должное внимание Вере уделял Бронников, а то бедной девушке первый раз в доме неловко, и если так пойдет, то она здесь больше вовсе не появится. Вера Сергеевна мило смеялась, отнекиваясь, а Бронников уделял внимание, тем более что, отвечая на его мимолетный вопрос насчет того, где трудилась, прежде чем пришла в 1-ю Градскую, она обмолвилась, что работала в Советском посольстве в Кабуле и вернулась, когда там все полетело кувырком.
— А зимой восьмидесятого вы там же были? — заинтересованно уточнил Бронников.
— С семьдесят девятого на восьмидесятый? — понимающе уточнила Вера. — Вы имеете в виду — во время переворота? Да, там и была…
— И…
Вопросы, мгновенно возникшие у Бронникова в несуразном для момента количестве, чохом кинулись скорее быть выговоренными и получить ответ; постаравшись для начала набрать как можно больше воздуха в легкие, он буквально задохнулся и вытаращил глаза; во взгляде Веры Сергеевны появилось рефлекторное врачебное беспокойство, она даже инстинктивно подалась к нему, готовая, видимо, в случае чего оказать первую помощь; к счастью, в эту секунду заблямкал звонок; через секунду и Юрец ввалился с букетом ромашек и одетый, вопреки обыкновению, в пиджачную пару с соответствующей подоплекой белой рубашки и бордового галстука; картину несколько портил неожиданно оказавшийся в левой руке грязный крафт-мешок.
И — покатилось! Снова поздравляли молодых, кричали «горько», заставляли целоваться. У Юрца, оказалось, есть даже свадебный подарок — Кира ему, что ли, успела сообщить о случившемся? — да такой, что сердце Бронникова облилось черной кровью зависти: из того самого мешка Юрец торжественно извлек большую алюминиевую пароварку, о какой Бронников сто лет мечтал (как без нее манты готовить?!), а добыть не мог; говорили, возят из Ташкента, ну да близок свет, не наездишься. Лизка заахала, но как-то без особого энтузиазма, не понимала, мокрощелка, какое счастье привалило, Артем тоже больше удивился, чем обрадовался; и тогда Бронников холодно предложил оставить пока у него: новобранцу в войска эту дуру тащить смех один, а Лизке тоже лишняя возня и недостаток места. Юрец, разгадав маневр, хитро на него зыркнул, но смолчал, рассудив, вероятно, что на Бронниковы манты надежды куда больше, чем на Артемовы или Лизкины (только к концу вечера Бронников, простак, заподозрил, что именно на это все и было Юрцом рассчитано: и подарок нашелся, и без мантов не оставят); короче говоря, на том дело и заглохло, а мантоварку Бронников невзначай унес в кухню, чтоб лишний раз никому глаза не мозолила.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу