Андрей Волос - Предатель

После чего снова открыл глаза и уставился на Карячина.

Не осмыслив еще задумку до конца, Карячин все же не мог не признать, что в любом случае поворот интересный. Появление начлага Пермякова в качестве главаря второго восставшего лагпункта переводит дело из разряда и без того наисерьезнейших в разряд чего-то по своей серьезности совершенно немыслимого, архиважного, сверхчрезвычайного: шутка ли, скоординированное восстание нескольких лагпунктов! Являющееся, несомненно, результатом контрреволюционной деятельности троцкистско-фашистской вражеской сети, распространившей свои щупальца по всему Печорлагу.

— Ага, — протянул он, размышляя. — Так, значит…

С другой стороны, лагпункт Пуля-Курья имеет статус инвалидного. Его калечный контингент вряд ли мог оказать «Лесорейду» сколько-нибудь значительную помощь. Кроме того, из показаний как охранников, так и заключенных явствует, что, когда на Пуля-Курью примчался сбежавший с «Лесорейда» стрелок, Пермяков своим приказом послал пятнадцать вохровцев на Усть-Усу, сам же с тремя оставшимися загнал инвалидов в бараки, отобрал у них обувь и вынес за зону. А на вышки поставил вольнонаемных женщин. То есть, короче говоря, сделал в создавшейся ситуации все, чтобы предотвратить возможные побеги.

Если туфта всплывет, с Карячина первый спрос: что писал?! разве не знал, что инвалиды?!

Но, если разобраться без спешки, как туфта может всплыть?

Он, оперуполномоченный Карячин, ответствен за агентурную работу на двух участках — «Лесорейд» и Пуля-Курья. У Губаря, его начальника, таких карячиных человек восемь: то есть штук двадцать лагпунктов под ним, и обо всех знай. А у его непосредственного руководства — замначальника Печорлага Крупицына — таких губарей, в свою очередь, человек десять. Вот и считай, сколько под Крупицыным всякой всячины: упомнит ли он, что Пуля-Курья — это одна из гулаговских богаделен? Вряд ли. А там, куда от Крупицына бумага пойдет, эту Пуля-Курью и на карте-то не отыщут, не то что разбираться, что к чему…

— Так-то оно, конечно, красиво, — сказал Карячин с остаточным сомнением в голосе. — Что ж…

Губарь покивал, одобрительно на него глядя.

— Давай, Шегаев, стучи, — сказал Карячин и воззрился на Губаря. — Как там?

— Ни хера не можешь запомнить, — устало сказал Губарь. — Первоначальный план повстанцев состоял…

— Во-во. Давай. Первоначальный план повстанцев состоял в том, чтобы…

Машинка снова застучала, то совсем замирая, то маленько взбадриваясь.

Губарь рассеянно смотрел в окно, держа между пальцев погасшую папиросу.

Бумаги извели — пропасть. А документ по-прежнему в лоскутах… Но главное — чтоб все лоскуты были в наличии. Сметать потом — дело недолгое. Сегодня к вечеру надо закончить…

Машинка стучала, белая мошка билась в оконное стекло. Печка прогорала.

— Карячин, подбрось дров.

Карячин замолк, оглянулся на Губаря, кивнул и сказал, опуская руку с листом на колено:

— Шегаев, не слышишь? Подбрось-ка.

Шегаев поднялся, стал возиться у печки. Полязгал дверцей, громыхнул поленьями. Закашлялся. Согнулся чуть ли не до полу… не удержался на ногах, сел, привалился боком.

«Ишь колотит-то его, — подумал Губарь, досадливо морщась. — Вот зараза на мою голову!..»

— Отдышался? — неприязненно спросил Карячин. — Давай, садись. Некогда.

Губарь вздохнул и отвернулся. С машинописью вечная морока. Черт знает что терпеть приходится.

Да. Надо заканчивать. Заканчивать надо.

На дело «Лесорейда» он возлагал большие надежды. Положенные сроки вышли, очередное звание светило как нельзя ярко. А получив его, он собирался подать рапорт о своем желании пойти на фронт. На передовую. Так и так, мол, в свете происходящих событий. Хочу закрыть грудью и все подобное.

Скорее всего, Крупицын в законном его желании откажет. Куда тебе на фронт, когда и в тылу работы навалом.

И на второй рапорт — тоже откажет. Может, и с третьего раза ни черта не выйдет.

Но ведь вода камень точит? — еще как.

И в конце концов новоиспеченный лейтенант Госбезопасности Губарь отбудет! Чтобы стать комиссаром батальона или полка. Лучше всего — танкового полка. Или авиационного. И тогда…

— Что?

— Дальше.

Губарь вздохнул, нехотя вернувшись в провонявшую махоркой, затерянную в снегах казенную избу.

— Дальше-то?.. Надо про Усть-Лыжу поправить. Где у тебя?

Карячин снова порылся в бумагах.

— Вот.

— Читай.

— В деревне Усть-Лыжа повстанцы обезоружили участкового милиционера Макарова и посадили его под арест, откуда он вскоре сбежал. Затем попытались открыть магазин, но после уговоров учительницы Липиной отказались от своего намерения. По совету одного из участников восстания местного жителя Н. Чупрова взломали склад сельпо и забрали часть продуктов, оставив расписку. А также забрали у двоих устьлыжинцев лыжи, выдав им взамен муку…