Анатолий Гаврилов - Берлинская флейта [Рассказы; повести]

Как-то ночью, когда я, пьяный, лежал на диване, кто-то меня растолкал. Я думал, что это мать, и уже хотел выругаться, но это был Вегерт.

Он посмотрел на меня, печально покачал головой и сказал, что ничего рассказывать не нужно — и так все понятно.

Его визит подействовал на меня отрезвляюще, я понял, что качусь по наклонной, порвал с Демерджи и Шапкой и стал вечерами писать стихи, а весной послал их на конкурс в Литературный институт.

Пошли дни томительно-сладких ожиданий.

Получил извещение о том, что по итогам творческого конкурса допущен к экзаменам.

На собеседовании дрожал, потел и мычал.

На экзамене по сочинению попал в жесточайший цейтнот. Ни по одной из предложенных тем решительно нечего было сказать. Был на грани обморока. Наконец, когда оставались считанные минуты, последним усилием воли собрался и лихорадочно составил оду на тему «Мы — советский народ». Нет нужды пересказывать эту жалкую, подлую оду. В самом подавленном состоянии вышел с экзамена. Я уже видел лица экзаменаторов, с отвращением и хохотом смотревших на мой опус. Я уже слышал, как они говорят: смотрите, какой идиот и подлец к нам пришел. Дома Тверского бульвара подмигивали окнами и спрашивали: ну-с, каково? Презрительная усмешка скользнула по лицу Пушкина. Но еще более мерзким я себе показался, когда мне вдруг захотелось найти и убить Вегерта.

Но через два дня я узнал, что оценен по сочинению удовлетворительно, благополучно сдал остальные экзамены и стал, таким образом, студентом-заочником единственного в стране литературного вуза.

На крыльях летел домой!

Я дал себе клятву вытравить из себя невежество и подлость, я погрузился в науки, но через два месяца познакомился с местным поэтом Усовым, стал посещать заседания литературного объединения «Звоны», стал пьянствовать, петь в обнимку с другими украинские песни, завывать и скрежетать.

Как-то ночью, когда я, пьяный, лежал на диване, кто-то растолкал меня, я думал, что это мать, и уже хотел выругаться, но это был Вегерт. Он был проездом через наш город.

Он посмотрел на меня, печально покачал головой и сказал, что ничего рассказывать не нужно — и так все понятно.

Визит Вегерта подействовал на меня отрезвляюще, я порвал с Усовым, напрягся и благополучно завершил свою учебу в Литературном институте, получив диплом литературного работника.

Вакансий не было, продолжал работать в горгазе, снова сблизился с Демерджи и Шапкой, снова покатился по наклонной.

Как-то ночью, когда я, пьяный, лежал на диване, кто-то меня разбудил, я подумал, что это жена (а к тому времени я был женат), и хотел уже выругаться, но это был Вегерт. Он печально покачал головой, а утром взял за руку и повел меня к какому-то человеку, который и устроил мне протекцию в газету в качестве сотрудника отдела писем.

В порыве благодарности я обнял Вегерта и забормотал о вечной любви и дружбе. Я засуетился в желании каким-нибудь ценным подарком отблагодарить его и человека, устроившего мне протекцию, он упредил, сказав, что ничего не нужно, и я снова горячо обнял его.

С головой я ушел в газетное дело, вскоре был поощрен, замечен и уже мог реально надеяться на продвижение, как вдруг однажды среди вороха писем мне попалось письмо от неких Козенюков с жалобой на то, что через их однокомнатную квартиру проходит узкоколейка. Черт бы их побрал, этих Козенюков с их письмом! Да мало ли я всяких писем выбросил в корзину, даже не читая! И с этим нужно было поступить таким же образом! Но нет, не выбросил, поехал с проверкой и убедился, что жалоба соответствует действительности: Козенюки откинули ковровую дорожку, и я увидел узкоколейку, по диагонали пересекавшую их единственную комнату. «Вы уж помогите нам, — жаловались Козенюки, — уж куда только не обращались, но никто не хочет помочь, а справиться самим не под силу — очень крепко забетонировано». Я пообещал им разобраться с этим вопросом, а сам подумал: «Да как-нибудь дотянете и с этой узкоколейкой».

Но ночью, во сне, ко мне пришел Вегерт и с укоризной сказал: «Что же ты так, а? Ведь людям нужно помочь!»

И я стал действовать, звонить, просить, требовать, угрожать, а в результате и Козенюкам не помог, и работы лишился — нажил влиятельных врагов, из газеты выгнали…»

— Да вы, я вижу, не очень-то верите мне, — сказал незнакомец, — а не верите, так давайте сходим, и вы сами увидите эту узкоколейку, это совсем рядом: Сурикова, пять, квартира три!

— Почему же? Верю. Да и стоит ли удивляться какой-то узкоколейке в наши дни, — ответил я.