Энтони Капелла - Брачный офицер

— Eh, signori, — раздался скрипучий голос.

Голос принадлежал очень древнему старцу, как видно, некоему стражу, стоявшему в дверях. Он говорил, еле ворочая языком, но все же сумел донести, что за небольшую плату сможет им обоим показать раскопки. Общество старика Джеймсу вовсе не улыбалось. Он сунул старику несколько лир, сказав, что они предпочитают осмотреть все сами, на что старик ухмыльнулся и махнул им, чтоб следовали за ним.

— Хочет нам что-то показать, — сказала Ливия. — Лучше пойти, а то не отстанет.

Миновали еще один гипсовый слепок — в дверном проеме скорчилась фигура с бесформенным мешком пожитков. Старик крякнул и залопотал что-то странное, косноязычное, указывая на небо. Джеймс уловил слова «небо» и «вернуться домой». И сообразил, что пытался сказать старик: эти люди погибли не во время бегства, а потому что решили вернуться. Должно быть, им показалось, что самое худшее уже позади, но в это время гора внезапно исторгла очередное извержение, более разрушительное, чем прежде. Но не это старик настоятельно хотел им показать. Он заковылял к небольшому домику в проулке.

— Prego, signori, — сказал он, отмыкая висячий замок и многозначительно приглашая их войти. — Di lupanare.

Джеймс испытующе взглянул на Ливию, но она, похоже, была заинтригована не меньше его. Старик как-то странно Джеймсу подмигнул и скрылся. Ливия, взглянув на стены, рассмеялась.

Фрески поблекли, но нетрудно было разглядеть, что на них изображено. С каждой стороны мужчины и женщины совокуплялись десятками разных способов. Женщина сверху, женщина снизу, женщина приставляет к губам мужской член так же привычно, как помаду, женщины возлежат с женщинами, даже группа обеих полов предается некому общему сладострастному удовольствию.

— Это же бордель! — воскликнула Ливия. — Тут, видно, можно было получить все что пожелаешь.

Только теперь до Джеймса дошло — старик решил, что ему сунули денег, чтоб показал им порнографию.

— Гадость какая, — сказал он. — Простите, Ливия.

— Нет, отчего же, — задумчиво произнесла она. — Вот это очень даже любопытно.

Джеймс невольно взглянул, куда смотрела она, и немедленно почувствовал, что краснеет. Ливия снова рассмеялась.

— Если все англичане такие, как вы, — сказала она, беря его под руку, — то англичан скоро вообще не останется.

— Счастлив, что вас развеселил, — надувшись, бросил он.

— По-моему, славное место, — сказала Ливия, когда они пошли к двери. — Здесь тебе ничего не грозит.

— Не грозит, — повторил он. — Вот красота. Жив-здоров, ничего с тобой не случится. Мечта всякого солдата.

— Бывает и случается, — сказала Ливия, внезапно помрачнев.

Она умолкла, погрузившись в какие-то свои мысли, и Джеймс понял, что она вспомнила о погибшем муже.

Покинув Помпеи, они пустились извилистыми дорогами вверх к Фишино. Джеймс невольно засмотрелся на вершину вулкана. Сегодня плюмаж дыма клонился в сторону моря, торча, как перо в громадной чернильнице. Подумалось: возможно, вот так же выглядел этот дым за несколько дней до гибели Помпеи. Наверное, ничто особо не предвещало трагедии, иначе жители не остались бы в городе.

— Вы когда-нибудь задумывались, что это может повториться? — спросил он.

— Конечно.

— И вас это никогда не толкало уехать?

— Нет, — сказала Ливия очень серьезно. — Эта мысль заставляет меня каждый день прожить как новую жизнь. Потому что одна жизнь, прожитая здесь, это десять жизней прожитых где-то еще.

Она крепче обхватила его руками, и на мгновение Джеймс впитал ее мысли. И они, и эта гора, и даже эта война, всё — лишь частица какого-то громадного замысла, какой-то таинственной силы, которая непостижимым образом подвела их обоих к этому мгновению.

Они прибыли в Фишино, Мариза и Нино встретили их радостными криками. С Джеймсом вели себя сдержанней, что он посчитал естественным, но ему показалось, что во взглядах, которые бросал на него отец Ливии из-под косматых бровей, сквозила подозрительность.

— Отец решил, верно, что вы мой парень, — шепнула Ливия, когда их проводили на кухню осмотреть моццареллу из утреннего молока. — Не волнуйтесь, я ему объясню, что это не так, правда, не стану объяснять, почему. Он у меня такой старомодный.

— Ну, как угодно… — отозвался Джеймс, несколько озадаченный.

Огромный кусок моццареллы, такой свежей и влажной, что, казалось, он все еще весь истекает молоком, был передан Джеймсу на вилке, и все смотрели с выжиданием, пока он его распробует. Он издал восторженное причмокивание — что было естественно: сыр был совершенно изумительный. Однако Ливия отнеслась к сыру более критично и все расспрашивала отца, как обстоят дела с пастбищем. Потом взяла с собой Джеймса поздороваться с Пришиллой. Завидев, кто пришел, буйволица радостно зафыркала, быстро затрусила к калитке и ткнулась громадным черным носом под мышку Ливии, рассчитывая получить сена.