— Говоришь «люблю», с чего ты так уверен?
— Я думаю о ней каждую минуту. Когда сижу за письменным столом, мысленно все время с ней разговариваю. Ну, а при ней несу всякую околесицу. Выдумываю всякие глупости, только чтобы произвести на нее впечатление. Иногда даже совершаю глупости, даже если ее нет рядом, в надежде, чтоб только привлечь ее внимание. Ради нее учусь готовить. Лежу в постели и вижу Ливию в белом подвенечном платье, она идет по проходу в церкви в деревне, откуда родом моя семья. Потом представляю себе, как снимаю с нее подвенечное платье, вижу ее нагой, кидаю на огромную постель и…
— Так, ясно, — быстро перебил его Слон. — Судя по твоим словам, ты, наверное, и впрямь… э-э-э… увлечен ею. Либо увлечен, либо у тебя начинается малярия.
— Мне нужно съездить домой, — объявила Ливия однажды вечером. — Надо сыру еще привезти и проведать, как там сестра и отец.
— Если хотите, могу подбросить вас на мотоцикле, — сказал Джеймс, стараясь не выдать свое волнение. — Ну и, э-э-э… Амальфи, например, симпатичное местечко, правда? Можно было б на день туда подскочить.
— Спасибо, — отозвалась Ливия. — Было бы здорово.
Я ей нравлюсь, думал он, вне себя от счастья. Я ей определенно нравлюсь. Мы едем на прогулку.
В очередной жаркий день они покатили в сторону Везувия. Пропитавшаяся солнцем округа обдавала их волна за волной ароматами померанцевого цвета, мирты, цветущего тимьяна и особым запахом выжженной на солнце дорожной пыли. То тут, то там попадались рытвины, и Джеймс намеренно поворачивал руль в самый последний момент, просто чтоб с трепетом почувствовать, как руки Ливии крепче вцепляются в него. Может, потому итальянцы такие плохие водители, подумал Джеймс, что им всякая езда вроде забавы. Он резко крутанул руль, объезжая самую глубокую воронку от бомбы, и Ливия его ущипнула.
— Ой-ой! — с шутливым негодованием воскликнул он.
— Рулите как следует! — выдохнула она ему прямо в ухо.
— Хотите сказать, на английский манер? — выкрикнул он, но все-таки слегка сбавил скорость.
Ливия старательно проговорила по-английски:
— Скажити пажялста, какой платформи ходи поэс на Рома?
Эрик одолжил ей на время «Современного Карманного Полиглота», с помощью которого она учила английский путем обратной дедукции. Разумеется в английской его части не содержалось никаких фонетических пояснений, и, чтобы выправить произношение, она постоянно вворачивала в разговор почерпнутые в книжке диалоги, которые к самому разговору имели самое отдаленное отношение.
— Вот платформа, с которой отходит поезд на Рим! — крикнул Джеймс ей на выручку, обводя рукой сверкающее море.
— Ни можити ливи памочи понести чему дани?
— С радостью помогу вам нести чемодан!
— Что бы вы тина платформи нада билетку пить, — решительно произнесла она.
— Значит, покупаю билет! — радостно проорал он. — Куплю целую кучу билетов!
Проехали дорожный знак «Помпеи». Это несколько миль в сторону, но Джеймс все же спросил, не против ли Ливия, если они туда заглянут.
Они покатили по дороге на Toppe Аннунциата до очередного небольшого знака, указывавшего поворот на узкую дорожку, приведшую их к скоплению обшарпанных домов. Дома были современной постройки: римский город находился непосредственно позади за небольшим подъемом; весь изрытый раскопками, он даже и через два тысячелетия выглядел куда солиднее, чем его современный собрат.
Джеймс выключил двигатель. Вокруг ни единой живой души. В пыли, подняв заднюю лапу, энергично чесался какой-то пес.
— Бывали здесь прежде? — спросил Джеймс.
— Нет, — сказала Ливия, оглядываясь вокруг. — Они его отрыли только лет десять как, при Муссолини.
Сам масштаб города поражал своим размахом. Джеймс не ожидал, что он окажется таким огромным, — настоящий город, начисто уничтоженный горой, высившейся за ним. Форум, большие здания — по-видимому, городские службы, частные дома, выходящие на улицу всего лишь одной дверью, но переходившие в громадные, окруженные колоннами, дворы; план города не слишком отличался от других виденных им итальянских городов: с форумом вместо пьяцца [47] Площадь (ит.)
и храмами вместо соборов.
На каждом шагу слепки жителей города. Несмотря на прошествие стольких веков в их облики впечаталось состояние ужаса и отчаяния. Один окаменел, прижимая что-то к лицу, возможно, кусок материи, чтоб легче было дышать. Другой, упершись в стену, лежал, в ожидании смерти, прикрыв голову руками, как будто укрываясь от сыпавшихся с неба ударов. А еще один пытался заслонить от чего-то свою спутницу, и так и погиб, обвив ее руками, защищая.
Читать дальше