— Не бойтесь, — беспечно бросила Ливия. — Дома здесь очень крепкие. Специально так построены.
Снаружи взвыли сирены.
— Черт подери, это вовсе не землетрясение! Это налет! Надо идти в убежище.
Ливия кивнула на кастрюлю:
— Не могу, иначе все пропадет, а я столько в очереди отстояла, чтоб все купить. Идите.
— Я подожду вас, — сказал Джеймс.
Он выглянул в окно. Теперь немецкие самолеты были ясно видны, волна за волной накатывали вытянутые, как карандаш, «Юнкерсы-88». Они шли с севера, очень высоко, чтобы их не достали зенитки военных кораблей, стоявших в заливе.
— Да отойдите вы подальше от окон, — ворчливо сказала Ливия. — Стекло полетит, всего вас разрежет.
Джеймс отступил. Мощный звук взрыва заглушил вой сирен.
— И окна лучше открыть. Чтоб стекла от напряжения не полопались, — Ливия поймала удивленный взгляд Джеймса. — Здесь и раньше случались налеты.
Джеймс распахнул окна, и сам встал в дверном проходе, прислонившись спиной к притолоке.
— Палаццо бомбят, — сказал он, прислушиваясь к взрывам. — Видно, этим немцы отвечают на наш крупный прорыв на севере.
Внезапно грянул мощнейший удар, и здание будто приподнялось, отозвавшись треском камня.
— Совсем близко!
Ливия невозмутимо продолжала резать кабачки.
— Идите сюда, — сказал Джеймс, подтащив ее к дверному проему. Она глянула, выгнув бровь. — Притолока — самая прочная часть в комнате, — пояснил он.
Обвив Ливию рукой, он вовсе не собирался убирать руку.
— Мы будто с вами вальс танцуем, капитан Гулль? — Ливия кинула многозначительный взгляд на его руку.
Но не оттолкнула.
Тут прогремел очередной взрыв, еще ближе. Джеймс почувствовал, как земля заходила под ногами, будто здание, точно корабль, внезапно бросило в крен. Ливия ахнула, он притянул ее ближе к себе под самую притолоку.
— Сволочи! — в сердцах вырвалось у него.
Джеймс с Ливией оказались в самом эпицентре, им ничего иного не оставалось, как только ждать. Если кинуться наружу в убежище, можно тотчас попасть под обстрел.
Они так тесно прижались друг к дружке, что он слышал, как бьется ее сердце. Мощнейший взрыв потряс стену, у которой они стояли. У Джеймса взорвалось в ушах.
— Совсем рядом… — проговорил он.
Если им суждено погибнуть, это случится вот-вот, когда дым над ближайшим зданием привлечет очередную стаю бомбардировщиков. Но в этот миг Джеймс думал только, как замечательно быть с ней так близко, вдыхать розмариновый аромат ее волос, чувствовать, как худенькие плечи ходят под его рукой. Так ли сказочно это бывает, подумал он, когда люди становятся любовниками? А если решиться ее поцеловать? И тотчас его охватил непонятный, сладкий, дурманящий страх, который никак не был вызван немецкой бомбежкой.
Ты не должен ее целовать, сказал себе Джеймс. Не должен, это ясно, не должен.
Почувствовал в нагрудном кармане что-то твердое, вытащил. Обломок святых мощей, который священник вложил ему в руку в соборе. Он почти про это забыл.
— Что это? — спросила Ливия.
— Да вот, получил амулет на счастье. — Джеймс убрал мощи обратно в карман. — Ливия!
— Да?
— Можно задать вопрос?
— Уже один задали, капитан Гут, так что можете задавать и второй.
— Если б вас сию минуту убило, есть что-то, о чем бы вы пожалели?
Она задумалась. Потом решительно сказала:
— Нет. А вы?
Он пожалел бы о многом, но об этом рассказать нельзя. Его пьянила ее близость. Как-то еще в школе у них устроили соревнование, кто спрыгнет в реку с самой высокой ветки дерева. Ребята подзуживали друг дружку взбираться все выше и выше, и выше. Джеймс до сих пор помнил то отчаянное возбуждение — смесь страха и нетерпения. Сейчас он испытывал то же.
— Об этом дне я бы не жалел, — сказал он. — Это самый лучший день, самые лучшие десять минут за все проклятые дни войны. Но я жалел бы, что не воспользовался возможностью и не поцеловал вас.
Он придвинулся к ней. Увидел, как блеснули ее глаза, почувствовал, как она резко топнула ногой. Ее губы двигались; она, должно быть, возмущенно что-то выкрикивала. Но слов он не слышал. Потому что в тот миг весь воздух рвануло из комнаты, и оглушительный взрыв прогремел над самой головой. Поцелуй, прерванный как раз, когда их губы могли соприкоснуться, перешел в неуклюжее объятие, Джеймс чуть не повалился на Ливию. Пронзительный вой заполнил уши — контузия, пронеслось в голове. Дверной проем заволокло пылью. Смутно в приглушенном откате отдавался рокот грянувшего с крыши во двор шифера, куски один за другим разбивались о каменные плиты.
Читать дальше