Андрей Шляхов - Черный крест. 13 страшных медицинских историй

– Это твои проблемы, тебе их и решать! – твердо сказал Владимир Михайлович.

Пракаш повыл немного на родном языке – то ли клялся, то ли молился – и пообещал, что через пять дней новая партия индиадикамина поступит в распоряжение исследователей.

– Что делать с той партией, что у нас? – для порядка поинтересовался Владимир Михайлович и услышал то, что ожидал:

– Можете ее выбросить. О, Шива, какие расходы!

И снова длинная тирада на хинди...

Новая партия оказалась не лучше и не хуже старой – пациенты продолжали выдавать угрожающие жизни аритмии. Не помогало ни увеличение дозировок, ни их снижение. Увеличивали, думая о том, что в малых дозах препарат не столь эффективен, а уменьшали, чтобы понять – а не излишек ли индиадикамина вызывает аритмии.

Спустя полтора месяца Владимир Михайлович уже имел достаточно данных для того, чтобы делать веские выводы. Реальный процент смертности среди принимавших индиадикамин был поистине огромным – двадцать три с половиной.

Пора было прекращать исследования (сколько, в конце концов, можно гробить ни в чем ни повинных людей?) и далее вести их исключительно на бумаге. Угроз Пракаша уже можно было не бояться. Двадцать три с половиной процента – это приговор препарату. Окончательный, не подлежащий обжалованию. Ну, пусть более длинное исследование уточнит цифру, но кому какая разница – двадцать две целых девять десятых процента или двадцать четыре ровно? Суть-то уже ясна. Да и отсроченные-отдаленные последствия приема никому уже не нужны. Можно, конечно, что-то там придумать или же умозрительно вывести какие-то цифры, все равно при столь высокой смертности никто не будет брать их в расчет.

Разумеется, дело касалось «неофициальной» части итогов. Согласно официальной части все было типтоп – покойники своевременно «изымались» и картина вырисовывалась самая что ни на есть заманчивая. Иначе нельзя – никто в здравом уме не кусает руку, которая его кормит.

Аркадий Рудольфович конечно же согласился с предложением Владимира Михайловича, только предупредил:

– Побольше показного рвения, Володя, и поменьше досужей болтовни. Никто не должен знать больше того, что ему полагается знать. В Европу Пракаш, ясное дело, не сунется, но вот к нам свою «панацею» запросто может пристроить.

– Навряд ли... – усомнился Владимир Михайлович.

– Вспомни таргадол и ответь мне, чем он лучше индиадикамина.

– Все равно не могу поверить!

– Давай пари! – предложил охочий до споров заведующий кафедрой. – Если в течение двух лет, начиная с сегодняшнего дня, Пракашевский индиадикамин появится у нас в аптеках, то это означает, что я выиграл. Если нет – то выиграл ты.

– Принимаю, – немного подумав, кивнул Владимир Михайлович.

– Если я выиграю, то получаю твой федоровский [12]пейзаж. А в случае проигрыша отдам тебе ну... хотя бы...

– Твой хевсурский кинжал.

– Ишь чего захотел! Этот кинжал сейчас минимум на пятнадцать тонн зелени тянет. Восемнадцатый век, чуть ли не килограмм серебра!

– Пейзаж стоит больше, – возразил Владимир Михайлович. – Так что можешь приложить к кинжалу какую-нибудь из твоих подделок под Шагала.

– У меня подлинники! – надулся Аркадий Рудольфович.

– Аркадий, не говори красиво. – Владимир Михайлович умоляюще сложил руки на груди и, почувствовав, как на спине натягивается халат, пообещал себе есть поменьше. – Твой так называемый Шагал стоит дешевле рам, в которые он вставлен.

– Можно подумать, что ты не видел сертификатов!

– Можно подумать, что я не знаю, как они добываются. Ладно, чего спорить по пустякам – давай пейзаж против кинжала.

Ударили по рукам по всем правилам, пригласив на разбивку рук секретаря Викторию.

– Жаль, ждать придется долго, – вздохнул заведующий кафедрой, – но ничего, зато подберу самое подходящее место для твоего Федорова.

– Лучше подумай о том, что ты повесишь на ковре вместо кинжала, – посоветовал Владимир Михайлович. – Впрочем, я подарю тебе какую-нибудь бутафорию, под стать твоему Шагалу...

Через пять месяцев Пракаш получил результаты клинического исследования своего индиадикамина, как официальные, так и неофициальные. Поблагодарил, сообщил, что на днях переведет остаток денег, а где-то через месяц приедет в Москву и лично произведет окончательный расчет «легкими деньгами» (так он называл черный нал). В это раз Пракаш собирался приехать надолго, не меньше чем на месяц. Узнав об этом, Владимир Михайлович впервые подумал о том, что он может лишиться картины, но быстро убедил себя в том, что надежды Пракаша несбыточны. Посуетится, побегает, потратится, выпустит пар да и уедет ни с чем в свой Бомбей-Мумбай...