Стивен Келман - Пиджин-инглиш

Лидия:

— Плевать я на тебя хотела. Что ты такое видел?

Я:

— Какие-то дурацкие шмотки.

Лидия:

— Не выступай, если ничего не понимаешь. Там части от костюма. Мы их случайно перемазали в краске.

Если Лидия врет, лицо у нее делается злое. (Я, когда вру, всегда улыбаюсь. Ничего с собой не могу поделать. Самому потом противно.) Я ведь видел, что в пакете никакой не костюм, и цвет не тот, и материал не блестит. Какие-то мужские вещи. Я успел разглядеть капюшон и носорога с эмблемы Еско. И все залито чем-то бурым — для краски очень уж темным, для дерьма — слишком светлым. В животе у меня стало холодно-холодно.

И тут появился З-Омби вместе с Харви. Лидия сразу притихла. Харви натянул поводок и облизнулся, точно голодный волк. Я спрятал руку за спину и заранее оттопырил палец: если что, сразу воткну собаке в задницу Псине сегодня меня не сожрать! У меня припасено кое-что для нее!

З-Омби:

— Тебя никто не видел?

Лидия:

— Нет.

З-Омби на меня посмотрел:

— Лучше срыгни в туман, Гана. Пес голодный.

Харви тянул поводок и принюхивался, словно перед ним груды мяса. Я отошел от Лидии подальше, пока собака совсем не взбесилась.

— Мама тебя накажет, когда узнает про отбеливатель.

Лидия:

— А я скажу, это ты его истратил. Я-то не писаю постоянно на облако.

Я:

— И я не писаю.

Постоянно я этим и правда не занимаюсь. Только иногда, чтобы ощутить себя Богом.

Номер один среди кроссовок — «Найк Эйр Макс». Все так думают. Они самые крутые.

Номер два — «Адидас». Фанаты «Челси» могут даже поставить их на первое место.

«Рибок» — это номер три, а «Пума» — номер четыре. «Пуму» носит сборная Ганы. Мне никто не верит, но это так. «Кей-Свисс» — тоже очень крутые. Если бы побольше народу о них слышало, вполне могли бы занять первое место.

Мои кроссовки называются «Спорте». Они полностью белые. Мне купили их в лавке Нодди на рынке. Очень быстрые, кстати. Все вокруг называют их «отстой», но это просто из зависти.

Коннор Грин вечно ругает свои кроссовки, когда не попадает по мячу. Он ни при чем, это все обувь виновата.

Все:

— Мазила!

Коннор Грин:

— Засада какая-то, а не кроссовки. Они для бега, не для футбола. Правда, хоть не такой голимый целлофан, как у Гарри.

— Заткнись. Зато я быстро бегаю, а не тащусь как черепаха.

Поначалу мне никто не отдавал пас. Я уж подумал, что не ко двору пришелся. Потом оказалось, я не то кричу. Надо орать не «пас», а «мне». А так правила такие же, как и там, где я жил раньше. Правда, Вилис все равно мне не пасует, ну и плевать. В стране, откуда Вилис приехал (Латвия какая-то), черных перегоняют на гудрон и поливают этим дороги. Тут все так думают. Я даже не хочу, чтобы он пасовал, пусть наиграется всласть. Когда мне надо сыграть головой, я невольно закрываю глаза, все кажется, что будет больно.

Вилис:

— Гомик!

Я:

— Отвали, картошка!

Вилис ведь живет в доме, построенном из картошки.

На математике ко мне прилетела оса. Села на мою парту и сидит. Поппи рядом со мной чуть не разревелась. Перепугалась, что оса ее ужалит.

Поппи:

— Одна такая меня укусила, я была еще совсем маленькая. Теперь у меня аллергия.

Я:

— Не волнуйся, она просто в гости к нам заглянула. Я не разрешу ей ужалить тебя.

Я старался подбодрить Поппи, но у меня ничего не получилось. Поппи хотела, чтобы я раздавил осу, но я подождал, пока эта дурочка сядет на учебник, а затем резко вышвырнул в окно, которое распахнул Дин. Оса улетела, а весь класс зааплодировал. Поппи перевела дух. Благодаря мне страхи миновали.

Поппи:

— Спасибо, Гарри.

Я:

— Да ладно. Не вопрос. (Так говорят, если что-то вышло легко.)

До этого я влюблялся только один раз. В девчонку, которую звали Абена, подругу Лидии. Это еще в прежней нашей стране. Абена была очень глупая. Считала, что если на ночь облепит лицо мыльными хлопьями, то проснется белая, как обруни. Думала, если хоть на один день побелеет, то ее осыпят бриллиантами, как диву в американском фильме.

Абена обожала бриллианты. В жизни их не видела.

И она облепила себе все лицо мыльной стружкой. Не сработало, конечно, какой была черной, такой и осталась. Зато лицо все струпьями пошло.

Все:

— Облезлая рожа, облезлая рожа!

«Это я просто для прикола», — оправдывалась она потом, но на самом деле взаправду верила, что сработает. Вот дура. Я рад, что она не приехала с нами. Глазки у нее маленькие, а бросишь в нее шелуху от какао, визжит, словно в нее бомбу метнули. В конце концов мне все это надоело и я ее разлюбил.