Бернард Маламуд: Идиоты первыми

В определенном отношении о каждом герое Маламуда можно сказать, что это «беженец из Германии», перемещенное лицо, человек, несущий в себе страдание, выпавшее на долю всего его этноса. Эту созданную историей ситуацию Маламуд, однако, никогда не толковал однозначно. Страдание способно не только возвеличивать — у Маламуда оно способно и угнетать, надламывать, даже дегуманизировать или, по меньшей мере, лишать личность всякой внутренней свободы. А для Маламуда обретение этой свободы было главным человеческим назначением. И обреталась она исключительно за счет индивидуальных усилий, иной раз приводивших не к сближению с этносом, но к трудному конфликту. Сам акт подобного обретения — истинного или иллюзорного — был интимной драмой, в которой человек остается наедине с самим собой.

Вот эта драма, обогащалась ли она оттенками сумрачными или комедийными, составила основное действие в прозе Маламуда. Тематически книги очень разнообразны — от дела Бейлиса, навеявшего сюжет лучшего его романа «Мастеровой» (1966), до похождений несостоявшегося художника Фидельмана в Италии, — но внутренне они необыкновенно цельны, поскольку обладают однородностью и проблематики, и даже тональности.

Маламуд вывел на сцену множество персонажей-аутсайдеров, людей, не приспособленных к тому строю жизни и характеру отношений, которые они лишь вынужденно принимают, вечно чувствуя себя посторонними, отверженными, проигравшими в житейских коллизиях, зато не уступившими — или так им только кажется? — во всем, что касается моральных принципов. Нищета, несправедливость, унижение преследуют этих людей, словно глумясь над их надеждами, но является в минуту отчаяния добрый заступник, какой-нибудь мистический Ангел Левин, а когда схватка с жизнью проиграна бесповоротно, является Ангел Смерти.

Будничность, показываемая Маламудом, безмерно тяжка, она придавливает, загоняет в тупики, заставляет идти на компромиссы, но герой Маламуда перестал бы быть самим собой, если бы утратил ощущение, что живет по правде, как он ее понимает. Он современный шлемиль из еврейского фольклора, этот герой, он простак посреди чрезмерно искушенного и ни во что не верящего мира, жертва чьих-то недобрых умыслов и всего нескладного жизнеустройства, всегдашний неудачник, которому тем не менее принадлежит моральная победа, пока он верен себе и не лишен дара отзывчивости, милосердия, сострадания.

В прозе Маламуда очень сильно выражен элемент гротеска, а парадокс оказывается столь же необходимым элементом, как подчеркнутая фактографическая достоверность описания социального фона. Чудесное и вызывающе ординарное, почти натуралистический очерк нравов и притча, обозначающаяся за самыми примелькавшимися реалиями повседневности, шарж, лиризм, щемящая тоска — в этом неповторимом сплаве весь Маламуд. Он ни на кого не похож, сколько бы у него ни обнаруживалось точек соприкосновения с Исааком Башевисом Зингером, Солом Беллоу и другими писателями той же генерации, начинавшими своего рода «еврейский ренессанс» в американской прозе после 1945 года. Слишком долго на Маламуда смотрели только как на одного из многих, кто сделал «ренессанс» реальностью. Теперь, когда его путь завершен, острее выступили те резко своеобразные черты, которые каждого большого писателя делают прежде всего индивидуальностью, несводимой ни к направлениям, ни к школам.

Маламуд родился в 1914 году в Бруклине, нью-йоркском районе, с конца прошлого века заселявшемся еврейскими иммигрантами. Его отец держал небольшую бакалейную лавку, и за прилавком этого магазинчика прошла юность будущего писателя. Она совпала с периодом «великой депрессии», когда в Америке были миллионы безработных и бездомных, — из этой среды придут персонажи многих маламудовских новелл, а в «Помощнике» непосредственно отразятся впечатления детских и юношеских лет.

Жизнь Маламуда не отмечена яркими событиями: отказывая себе во всем и подрабатывая по вечерам, он сумел окончить колледж, затем Колумбийский университет, и писать начал тоже вечерами, превозмогая усталость. Его рассказы не принимали в журналах, он жил преподаванием, бедствовал, но своего призвания не предал. Типичная жизнь литератора-отшельника, все отдавшего творчеству.

Хотя Маламудом написано семь романов, истинным его жанром была новелла, чаще всего короткая и сочетающая в себе традиционную для американского рассказа фабульную «изюминку» с психологизмом, поэзией обыденного, этической серьезностью — чертами, которыми он особенно дорожил у Чехова, досконально им изученного. «Волшебный бочонок» и вышедший в 1963 г. сборник «Идиоты первыми» по праву считаются главными книгами Маламуда. «Образы Фидельмана» (1973), своего рода комический роман в новеллах, был навеян впечатлениями зимы 1956 года, когда Маламуд вел семинар в одном итальянском университете.

Читать дальше