— Кузнецов, кажется, бросил их, потом мать Вадима вышла замуж за путевого мастера Казакова, его еще в поселке Костылем называли, — вспомнил Найденов. — Зачем он приезжает к нам?
— Хочет встретиться со мной, — обронил Бруно. — Пишет книгу о своем отце, а я — последний, кто видел Кузнецова перед смертью.
— Ты разоблачил Кузнецова? — удивился Игорь Иванович. — Надо же, до Берлина добрался!
Бруно коротко рассказал о своей встрече с советским разведчиком, который передал ему перстень Гельмута…
— И ты ему помог?
— Он натворил тут у нас дел… — неохотно ответил Бруно. — Люди Кальтенбруннера весь Берлин поставили с ног на голову, чтобы его с подпольщиками отыскать. И погиб, как говорится, с музыкой: прихватил на тот свет с десяток гестаповцев, даже одного штандартенфюрера.
— И мой… наш отец его очень опасался, — заметил Найденов. — Еще там, в Андреевке.
— Я тоже тут натерпелся от него страху, — признался Бруно.
— Значит, Вадик писателем заделался… — проговорил Найденов.
— Твой коллега, журналист, — искоса взглянул на него Бруно.
— Я из-за него, гада, и Пашки Абросимова слинял из Андреевки, — сказал Игорь Иванович. — Я ведь был сыном немецкого шпиона, они мне проходу не давали. И мать почем зря шпыняла!
— Жива она?
— А чего ей сделается? На таких, как она, можно воду возить, — усмехнулся Найденов.
— Не очень-то ты почтителен к своей матери!
Игорь пощупал пальцем старый шрам:
— Ее отметина…
— Не хочешь здесь свести с Вадимом Кузнецовым счеты? — вдруг спросил Бруно.
— Каким образом? — опешил Найденов.
— Встретишься с ним — кто знает, как он себя поведет? Вряд ли его можно привлечь на нашу сторону… Но скомпрометировать-то возможно? Надо бы узнать его слабинку: женщины, вино, дефицитные вещи? На что чаще всего клюют иностранцы?
— Вадим ведь мальчишкой был в партизанах. Не трус. Награжден медалью «За отвагу». С ним не так-то просто. Да, наверное, и за рубежом не первый раз, его на дешевку не купишь.
— Не хочется мне с ним встречаться, — хмуро заметил Бруно. — Еще и меня вставит в свою книжку… Хотя что он может знать обо мне?
— Мне бы тоже не хотелось стать героем его романа, — усмехнулся Найденов.
— Он приедет с нашим берлинским журналистом, — сказал Бруно. — Видно, Ваннефельд нажал на все педали, потому что мое начальство порекомендовало повидаться с ними, мол, все равно не отвяжутся.
— И здесь от них покоя нет, — помолчав, произнес Игорь Иванович. — В Африке мы одного любопытного журналиста сбросили в кратер вулкана с вертолета. Стал совать нос куда не следует… Записал на пленку допрос пленного, сам понимаешь, мы там с ними не церемонились: допросим с пристрастием — и пулю в затылок.
— Сначала я хотел взять и тебя на эту дурацкую встречу, — сказал Бруно, — но, поразмыслив, решил, что мы лучше сделаем так: ты «случайно» встретишься с Казаковым, пригласишь землячка в кабак, потом с девочками к себе, а мои люди нынче же в твоей квартире установят электронную аппаратуру… Ну, не мне тебя учить, как его лучше скомпрометировать.
— А если не клюнет? — засомневался Найденов. — Я ведь для него перебежчик, враг. Да он со мной и разговаривать не захочет!
— Он этого не знает, — возразил Бруно. — Ты для него — Шмелев. И потом, о твоем побеге в советской печати не писали.
— Тогда как я объясню ему, почему, я ошиваюсь здесь?
— Об этом мы сейчас и потолкуем, — сказал Бруно.
Вадим Федорович медленно брел по неширокому тротуару мимо зеркальных витрин с разнообразными товарами. Ничего не скажешь, в магазинах есть буквально все, чего может пожелать душа. Было тепло, хотя стоял ноябрь. Прохожие одеты в основном в джинсы и нейлоновые куртки самых различных расцветок. У многих парней на ногах несокрушимые бундесверовские башмаки с блестящими застежками, волосы длинные, почти до плеч. Теперь такая мода. Поди отличи сзади — парень это или девушка. Все длинные, плечистые, узкобедрые, да и походка одинаковая. Или современные парни стали женственнее, или девушки мужественнее. На деревьях в скверах еще держались пожелтевшие листья. В сверкающих широких витринах отражались проносящиеся мимо автомашины, разноцветные, блестящие зеркальным стеклом и хромированной отделкой, шикарные автобусы. Бросалась в глаза некая небрежность в одежде и поведении прохожих: разговаривали и смеялись громко, девушки непринужденно обнимались и целовались с парнями у всех на глазах. Лотошники, не обращая ни на кого внимания, спокойно занимались своим делом: жарили на жаровнях аппетитные колбаски, раскладывали на столиках товары. В тупике между двумя высокими зданиями художники прямо на асфальте расставили свои мольберты. Бородатый верзила вместо кисти вооружился пульверизатором с баллончиком и выводил на серой стене очертания кита.
Читать дальше