Желтая бабочка доверчиво уселась Тоне на руку, расправила на солнце крылья, пошевелила длинными усиками и замерла. Пожилые женщины толкуют, что любовь с годами проходит, остается привычка. Такое, наверное, у матери с отцом. А она, Тоня, по-прежнему любит мужа, может быть даже сильнее, чем прежде. И чем сильнее ее любовь, тем требовательнее она к мужу, нетерпимее. Чувствует, что это становится в тягость ему, но ничего с собой поделать не может: ревнует, мучается, изводит его, иногда и детям достается под горячую руку. Говорят, любовь — это счастье. Почему же ее любовь обернулась несчастьем? Разве она не видит, что Иван все больше и больше отдаляется от нее?..
— Антонина Андреевна! Карета подана! — услышала она веселый голос.
По травянистой тропинке от моста поднимался наверх путейский мастер — Казаков Федор Федорович. Выгоревшая железнодорожная фуражка была сбита на затылок, на загорелом лице выделялся крупный, чуть заостренный нос. Когда он приблизился, Тоне пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо: Казаков был самый высокий человек в Андреевке. Ее отец, признанный силач, как-то признался, что только один человек в поселке выстоит против него — это Федор Федорович. Хотя, глядя на его высокую, худощавую фигуру, и не скажешь, что он богатырь. Руки большие, мозолистые, ключицы выпирают на впалой груди, Тоня слышала, что его называют Костылем.
Он и вправду немного напоминал костыль с маленькой шляпкой. Тот самый костыль, который Казаков, по словам отца, одним ударом молота забивал в шпалу. Красавцем его нельзя было назвать, но в его небольших голубых глазах, улыбчивом лице было что-то привлекательное. Федор Федорович в клубе обычно стоял в углу и с детской улыбкой наблюдал за танцующими, сам он танцевал редко, наверное, потому, что партнерши подходящей не было: самые высокие поселковые девушки были ему по грудь.
Впервые в дом привел его Андрей Иванович год назад. Федор Федорович был его начальством. Отец выставил на стол водку, соленые грузди с горячей картошкой. Федор Федорович тогда все поглядывал на Тоню, и в робком взгляде сквозили уважение к ней и еще что-то. Странно и вместе с тем приятно было видеть ей со стороны такого высокого и сильного человека почти детское преклонение перед ней. И помнится, особенно поразило ее, что, прощаясь, Федор Федорович неожиданно сложился почти пополам и почтительно поцеловал руку…
— Как вы меня увидели? — улыбнулась Тоня.
— Я долго смотрел на вас, — сказал он.
— Где же ваша карета?
Казаков кивнул на железнодорожное полотно, там на обочине стояла снятая с рельсов качалка. Действительно, нужно быть очень сильным, чтобы вот так запросто, в одиночку, снять с рельсов тяжелую качалку.
— Меня, маленькую, отец возил на качалке, — вспомнила Тоня.
— А бабочки только хорошим людям садятся на руки, — заметил он бабочку на ее руке.
— Я нехорошая, — сказала Тоня. Дунула на бабочку, и та улетела.
— Не наговаривайте на себя, — сказал он. — Вы не можете быть нехорошей.
— Спросите у моего мужа, — вырвалось со смехом у нее, но она тут же прикусила язык: Иван где то за тридевятью земель-морей, может, вот сейчас лежит раненый, а она так легко и бездумно говорит о нем… После разговора с Дерюгиным Тоня отыскала на чердаке учебник по географии и на физической карте с трудом нашла Испанию. Неужели ее Иван где-то и вправду там находится? О кровопролитных сражениях в Испании пишут в газетах, передают по радио. Тысячи добровольцев из многих стран воюют там с фашистами. Интернациональными бригадами командуют известные генералы… От берегов Испании отчаливают большие пароходы с беженцами, оставшимися сиротами детьми…
— Вашего мужа… я уже давно не встречал, — тихо проговорил Казаков. Он, видно, хотел что-то спросить, но, взглянув на нее, промолчал.
— Не бросил он меня, — с ноткой горечи сказала Тоня. — Там он… Далеко отсюда, — неопределенно кивнула головой в сторону железнодорожного моста, — в какой стороне Испания, она и представления не имела.
— Таких, как вы, Антонина Андреевна, не бросают… — помолчав, уронил он. — Счастливый тот мужчина, которого вы полюбите.
— Я этого не почувствовала, — вырвалось у нее.
По большаку проплыл синий автобус. К задней подножке кленовым осенним листом прилепился белобрысый мальчишка с обгоревшим на солнце носом. Ситцевая рубашка вздулась на спине горбом. Взглянув на них, мальчишка сверкнул в улыбке белыми зубами,
Читать дальше