Вильям Козлов - Андреевский кавалер

— Где ж твой бравый командир? Обещал прийти в баню попариться, а что-то не видно. Небось уж и каменка остыла.

— На работе задержался, — неуверенно отвечает дочь.

— Ты вон по лицу-то пятнами пошла, да и кислая какая-то, а девок вокруг много развелось…

— Ну что ты такое говоришь? — сердито смотрит на него Алена, — Ваню, бывает, и ночью с постели поднимают.

— Я уж привыкла, — говорит Тоня.

— Тебе Иван не говорил, что в него стреляли? — спросил Андрей Иванович.

— Господи! — воскликнула Тоня. — Когда это?

— Я дежурил в тот вечер, иду по путям — уже звезды на небе высыпали, — гляжу, от базы напрямки через болотину ломится к железнодорожному мосту человек. Бежит, а сам все время оглядывается. Только выскочил к откосу, Ваня кричит ему: «Стой, стрелять буду!» А тот оборачивается и два раза пальнул в Ивана. Ну, думаю, крышка моему зятю. На всякий случай приготовился я — ну ежели тот на меня выскочит… А у меня путейский молоточек с топориком — все мое оружие. Человек то в плаще не полез на пути, а побежал вдоль откоса. И только поравнялся с мостом, тут из-за копенки, что у дороги, Иван с наганом. Взмахнул рукой, и тот прямо в лужу носом и сунулся. Ваня ему руки за спину, револьвер его в карман, а мне кивает головой: мол, иди себе своей дорогой… Тут скоро двое военных на конях подскакали. И увели с собой этого…

— Он мне про свою работу ничего не рассказывает, — вздохнула Тоня.

— Иван Васильевич шпиона поймал, а ты вздыхаешь, — взглянула на нее Алена.

— Помолчи, балаболка, — осаживает младшую дочь Ефимья Андреевна. Она наливает в чайник из самовара кипяток, ставит его на конфорку и бросает взгляд на мужа. — Тебе еще, старому, не хватало в драку влезать. Они из оружья палят, и ты туда же со своим молоточком?

— У меня руки, мать, есть, — усмехнулся Андрей Иванович. — А в них силенки еще достаточно, грёб твою шлёп!

— Он ведь тогда и ночевать не пришел, — вспомнила Тоня. — Я думала, может, загулял…

— Все вы, бабы, одинаковые, — сказал Андрей Иванович. — Будто у мужиков больше никаких и дел нет, только гулять…

— Даже не сказал мне, что с Юсупом, — сказала Тоня. — Гляжу, собака хромает. Спрашиваю, мол, что с ним? Говорит, лошадь копытом лягнула… А собака ведь не расскажет, в каких они переделках бывают.

— Юсуп уже не хромает, — вставила Алена.

— Ты, Тонька, на мужика своего не ропщи, — сказал Андрей Иванович. — Раз ничего не рассказывает, значит, не положено тебе знать про его дела. Не ляпни ему, что я тут проговорился про стрельбу-то, а то на меня осерчает. Просил ведь помалкивать.

Настроение после бани у Андрея Ивановича хорошее, он отпустил ремень на брюках, рубаха на груди промокла, полотенце можно было снова менять, а он все наливал и наливал в большую кружку. Пил вприкуску из блюдца с золотистой окаемкой, вытянув трубочкой красные губы, старательно дул на кипяток, а потом звучно отхлебывал.

Молодожены после свадьбы с месяц пожили у родителей, потом Кузнецов получил отдельную квартиру в кирпичном двухэтажном доме в военном городке. Первенца назвали Вадимом. Это настоял Иван Васильевич, Тоня хотела наречь Андреем, в честь деда. Мальчишка шустрый, глазастый, больше похож на мать. Уже по складам читает. Наверное, и сейчас уснул в маленькой комнате с цветной книжкой. Интересно, кого теперь Тоня родит? Иван толкует, что будет девочка, у него все получается, что задумает… Последнее время Тоня зачастила к родителям, приходила прямо с работы, живот у нее уже заметно выпирал из-под платья; несмотря на зиму, на лице проступили веснушки. Иван поздно вечером заходил за ней. Иногда они ночевали в маленькой комнате, оклеенной царскими кредитками, а чаще уходили домой.

Андрей Иванович за столом подолгу вел разговоры с зятем о международном положении. Как-то они вышли на лужок побороться, кажется, это была идея Ивана Васильевича. Когда Абросимов без особых усилий несколько раз кряду положил его на обе лопатки, Кузнецов долго не мог прийти в себя от изумления. Оказывается, он был обучен разным силовым приемам, но они оказались бесполезными против Андрея Ивановича. Тот запросто сграбастывал трепыхающегося зятя, подымал в воздух и бросал наземь. Сильно после этого зауважал своего тестя Кузнецов, говорил, что никто в воинской части не смог устоять против него, а вот Андрей Иванович удивил!..

Абросимов понимал, что беременная жена всегда на какое-то время отталкивает от себя мужа, но потом снова все станет на свои места. Видя, что дочь погрустнела, осунулась, все чаще ночует у родителей, а не в городке, он не придавал этому значения, а вот Ефимья Андреевна последнее время посматривала на зятя с подозрением. Дочь многого не рассказывала, — Абросимовы были сдержанны и не любили жаловаться, однако мать замечала, что той приходится нелегко.