Вильям Козлов - Время любить

— Слышал, — улыбнулся Казаков. — Я был на этом собрании.

— Кто же в этом виноват? — с усмешкой посмотрел на него Борисенко. — Вы ведь выбираете правление, секретарей?

— Не лукавьте, Илья Георгиевич, — заметил Вадим Федорович. — Не мы выбираем, а как раз та самая масса, которую для этого и напринимали в Союз писателей. У них ведь большинство голосов.

— А мы обязаны считаться с мнением большинства, — сказал Борисенко.

— Вот мы и пришли к тому же самому, с чего начали: зачем писателям такой аппарат Союза, который печется не о литераторах и их нуждах, а главным образом создает тепличные условия для процветания и обогащения секретарей и их прихлебателей?

— Может, вы и правы…

Казаков удивленно взглянул на Борисенко: голос его сник, стал печальным. Шагая рядом по узкой обледенелой тропинке, Илья Георгиевич смотрел под ноги и тяжело вздыхал. Ростом он чуть ниже своего спутника, но гораздо шире, грузнее. На полном добродушном лице с маленьким ртом и карими неглупыми глазами задумчивое выражение. Казалось, он забыл про Казакова, лишь шарканье толстых подошв его зимних сапог нарушало тишину, да слышалось воронье карканье в парке. Они вышли к зданию Русского музея, Вадим Федорович хотел распрощаться с Борисенко, но тот вдруг сказал:

— Зайдемте ко мне, Вадим Федорович? Я живу на улице Ракова, рядом с Домом радио, угощу вас, как это теперь принято, чаем или кофе.

Казаков не переставал удивляться: обычно такой солидный, неприступный, хотя и вежливый, Илья Георгиевич больше общался на творческих собраниях с руководителями Союза писателей, в перерыве удалялся с ними в комнату для гостей на втором этаже, где можно было попить чаю, кофе. И выход из той комнаты был прямо в президиум. А тут вдруг к себе домой приглашает! Очевидно, Борисенко в отпуске, иначе чего бы ему на морозе рассиживаться в парке с газетой в руках? День-то рабочий, еще трех нет.

Просторная четырехкомнатная квартира Ильи Георгиевича находилась на четвертом этаже старинного здания, лестницы чистые; чтобы попасть в дом, нужно снаружи набрать код. Во многих домах в Ленинграде уже установлены радиофоны — нажмешь кнопку, и на любом этаже снимают трубку и спрашивают: кто это? А потом что-то щелкает, и дверь сама открывается. В доме Вадима Федоровича пока этого нет. По-прежнему на подоконниках лестничных площадок рассиживаются молодые люди, случается, ломают почтовые ящики, вытаскивают журналы, письма.

Они разделись в просторной прихожей и прошли в большую квадратную комнату, где у окна стоял письменный стол с двумя телефонами, а противоположная стена была уставлена застекленными полками с книгами. Очевидно, кабинет хозяина. Пока Борисенко хлопотал на кухне — в квартире, кроме них, никого не было, — Казаков подошел к полкам. Много философской и политической литературы, полные собрания сочинений Ленина, Горького, Бальзака, Диккенса, Джека Лондона, несколько секций уставлены историческими романами.

— А вот ваши коллеги, — показал на самые нижние полки Илья Георгиевич.

Вадим Федорович изумился: там стояло, наверное, больше полусотни томов ленинградских писателей.

— У меня есть почти все книги Леонида Ефимовича Славина, — с нотками гордости в голосе показывал хозяин. — Павлищева, Громов, Татаринов… И все с дарственными надписями…

Он извлек первый том из избранных сочинений Славина, раскрыл обложку. Под портретом писателя было размашисто начертано: «Дорогому Илье с искренней дружбой и уважением! Славин».

«Пятитомник не пожалел!» — усмехнулся Казаков.

— А ваших книг у меня нет ни одной, — заметил Борисенко, правда без сожаления в голосе.

— Мы не настолько были с вами знакомы, чтобы я смог сделать на своей книге такую надпись, — кивнул на собрание сочинений Славина Казаков. — Мне как-то и в голову не приходило дарить начальству свои книги.

— И напрасно, — солидно заметил Борисенко. — Поэтому вас так мало и знают наши руководители.

— И вы все эти… подаренные книги прочли? — окинул взглядом нижние полки Вадим Федорович.

— Славина, Павлищеву, Богуславского, Воробьева, ну и многих других прочел, — улыбнулся хозяин. — Мне по должности приходилось почти все, что выходило в наших издательствах, если не читать, то хотя бы просматривать.

— А как они вам дарят свои книги? — удивлялся Казаков. — По почте присылают?

— У нас в райком дорога писателям не закрыта, — сказал Илья Георгиевич. — Это вас мне пришлось пригласить, а многие сами приходят.