Дженет Уинтерсон - Хозяйство света

Они любили.

Живот к животу, губы к губам, его ступни на ее лодыжках, подвернуты под ее ступни. Ее руки на его спине. Его пальцы гладят ей уши, ее плечи меж его руками, что как лапы гончей. Он вдыхал ее возбуждение, он склонял голову и целовал стрелки ее ключиц. Он был в ней, сплавленный с ее позвоночником, так что самый кончик его, казалось, чувствовал каждый ее позвонок. Он подсчитывал ее для себя, путешествуя вверх, в ее рот, чтобы она его произнесла. Она вымолвила его имя — Вавилон. Он путешествовал дальше, чтобы залечь в ее глазах и подсматривать сквозь нее за миром. Он смотрел на себя ее глазами — вот его шея, его грудь, его глаза, полные любви. Неужели это он — ее глазами? Нежный, страстный, чуть неуверенный, он еще не владел тайнописью плоти, но этот новый язык уже наполнил его.

Она его перевернула. Села на него верхом. Все в нем замерло. Он позволил двигаться ей и не понял, зачем она взяла его за руку и направила большой палец чуть выше того места, где он вошел в нее. Мрак разрешил своей руке учиться, а позже, откинувшись на подушки, Молли опять наставляла его — на сей раз только пальцами. Он был возбужден, счастлив, а когда она уснула, приподнялся на локте, раскрыл ее и принялся гладить, запоминая то, чему научился.

И опять вернулась та мысль — словно колокол, донесшийся с моря; колокол предупреждает — в тумане подходит корабль. Да, теперь ему все стало ясно.

Он у нее не первый.

Какие еще любовники бывали у нее? Какие постели пылали во мгле спален?

Он так и не уснул.

Какую историю, дитя?

О тайне Вавилона Мрака.

Это была женщина.

Ты всегда так говоришь.

Всегда где-то есть женщина, дитя, — принцесса, ведьма, мачеха, русалка, фея-крестная, или та, чья злоба сравнима с ее красотой, или чья красота сравнима с ее добротой.

Это полный список?

Еще есть женщина, которую любишь.

Кто она?

Это уже другая история.

1851 год, и они были в Гайд-Парке.

Мрак себя чувствовал восставшим из мертвых.

Ему нравились шум, толкотня, продавцы программок и открыток, ларьки, жулики в красных шейных платках, надувательство и болтовня. Шулеры и жонглеры, арии из итальянских опер, уличные художники предлагали вывести ваше имя под аляповатым рисунком Хрустального Дворца. Игрушечные паровозы тащили вагончики с куклами, и женщины, одетые как куклы, продавали фиалки, булочки и самих себя. Разносчики предлагали самое лучшее, самое красивое, единственное и неповторимое, и девушки ходили на руках.

Лошади в тяжелой упряжи выкатывали пивные бочки, и человек с пантерой предлагал увидеть Тайны Индии, и все это — еще до того, как они оказались в очереди у входа в Хрустальный Дворец, где их ожидали чудеса Империи.

То был их медовый месяц — Мрака и его молодой жены, — хотя его пришлось отложить, ибо Мрак слег сразу же после свадьбы.

Сейчас он был здоров, и, видя облачение Слуги Господа, люди оказывали ему знаки уважения, где бы он ни появлялся.

Его жена устала — она предпочитала жизнь безыскуснее, — и Мрак нашел для нее стул, а сам отправился купить им пирожки со свининой и лимонад. Кто-то увидел, как Королева [4] Имеется в виду королева Виктория (1819–1901), царствовавшая с 1837 по 1901 гг. ела пирожки со свининой, и неожиданно они вошли в моду. Теперь и богатые, и бедные ели грошовые пирожки со свининой.

Мрак заплатил деньги и уже пробирался назад, балансируя пирожками и бутылками с лимонадом, как вдруг услышал свое имя:

— Вавилон.

Голос был тихим, но рубанул его, как раскалывают камень: часть отпадает, а то, что открывается внутри, — грубое и необтесанное.

— Молли, — произнес Мрак — ровно, как мог, но голос был шершав. Она стояла в зеленом платье, рыжие волосы заплетены в косу. На руках держала маленькую девочку, и та провела ручкой по лицу Мрака.

Мрак замешкался со своим грузом, лимонадом и пирожками. Не присядут ли они на минутку?

Молли кивнула.

Они пошли к столикам под развесистыми пальмами, привезенными из Индии, — для Лондона те казались странными и безрассудными, как первобытный лес. Мрак и Молли расположились в плетеных креслах, а тем временем официант-индус в тюрбане и кушаке подавал «коронационного цыпленка» семье углеторговца из Ньюкасла.

— Малышка?…

— С ней все в порядке, Вавилон, только она слепая.

— Слепая?

И он вернулся в тот ужасный день, когда она пришла к нему, тихая и беспомощная, а он…