Дженет Уинтерсон - Хозяйство света

Мрак очнулся от страшного сна и оказался в страшной яви.

Ему снилась дверь, которая все закрывалась и закрывалась.

Он проснулся — рука лежала на животе, пальцы ощупывали кончик напрягшегося конца. Мрак убрал руки из-под простыни.

Было рано. Он слышал, как кто-то внизу чистит колосник.

Он пустил сознание в дрейф по морю и представил, будто рядом с ним лежит Молли. В Бристоле он приучил себя просыпаться первым, чтобы в самый первый миг дня увидеть, как она спит. Ему нравилось выпростать руку из-под одеяла в холод спальни. Затем рука его парила над ее лицом, не дотрагиваясь, и он изумлялся, как его пальцы в стылом воздухе ощущают тепло от ее кожи.

Иногда ее губы приоткрывались, и он чувствовал на себе ее дыхание — так, наверное, Адам ловил дыхание Господа, дарующего жизнь его спящему телу.

Но здесь спала она. В это маленькой смерти он склонялся поцеловать и разбудить ее, пробуждая ее поцелуем, и глаза ее сонно раскрывались, и она улыбалась ему.

Она всегда улыбалась ему. Ему это очень нравилось.

Потом он обнимал ее, утыкаясь лицом ей в шею, пытаясь распознать все ее запахи. Она была чистая, но пахла собой, словно только что скошенным сеном, еще с цветами, и чем-то зеленее, острее; крапивой в скошенном сене.

И яблоками, думал он. Белой плотью, слегка отзывающей розовым.

Едва они познакомились, он взял ее собирать яблоки в отцовском саду. Они установили лестницу, постелили на землю скатерть, и он, закатав рукава и рисуясь, карабкался все выше и выше, чтобы добраться до тех яблок, на которые она показывала, — до самых недоступных.

Они обобрали почти всю яблоню, и к концу дня под сенью дерева сидели бок о бок и отбирали — для еды, для хранения, яблоки на желе, и те, что нужно сварить прямо сейчас, срезая бурую гниль острым ножом.

Мрак ощущал ее близость так, что его руки подрагивали, когда он чистил и резал. Молли заметила, потому что ей нравились его руки — длинные пальцы, аккуратные ногти.

Нож вдруг соскочил и он поранил безымянный палец, а она быстро забрала у него нож и отсекла ленту от своего платья, чтобы остановить кровь.

Они зашли в дом — найти холодной воды. Кухня была пуста. Она знала, что делать, и скоро палец был вымыт и перевязан.

— Лучше его поцеловать, — сказала она, склоняя голову, как птица, когда пьет.

Они смотрели друг на друга и совсем не двигались. Мрак осознавал солнечный свет, что ложился расчерченными квадратами на каменный пол, блеск солнца сквозь толстое стекло, солнце в ее глазах, а в зрачках от него крапинки, она осиянна, словно солнце показывает ему тайную дверь.

Он протянул руку и коснулся ее лица.

Через два дня они любили друг друга.

Она попросила, чтобы стало темно.

— Будто в постели не я, — сказала она, хотя от этого ему стало не по себе.

Мера за меру, он пробрался к ней в дом, где не светились ни одно окно. Кончиками пальцев и лунным сияньем он нащупал задвижку, а когда вошел, увидел, что на нижней ступеньке широкой деревянной лестницы его ждет зажженная свеча. Он взял подсвечник и медленно пошел наверх. Он не имел понятия, куда. Он никогда не бывал в этом доме.

Под его шагами скрипнула площадка. Он спугнул мышь, которая занималась деревянной панелью. На стене висело два портрета маслом — мужчина и женщина в синем, а в конце коридора стоял сундук. За сундуком ему почудилась открытая дверь. Он пошел к ней.

— Вавилон?

— Да.

Его сердце колотилось. Он вспотел. В паху стало тесно.

— Оставь свечу на сундуке.

Он сделал как велено и шагнул в темную комнату, освещенную лишь тлеющими углями в камине. В комнате было тепло. Видимо, огонь горел давно, а теперь ему дали погаснуть.

Он разглядел кровать.

— Молли?

— Да.

— Мне раздеться?

— Да.

Пальто и жилет поддались легко. Он потянул за шейный платок и порвал его о булавку. Пальцы сделались толстыми и неповоротливыми, и он никак не мог отстегнуть клапан на бриджах. Но ни слова, ни проклятия. Мрак молча сражался с неподатливой второй кожей, пока не остался в чулках и рубахе. Затем двинулся к постели.

Он стоял нерешительно, с улыбкой, в ужасе. Молли села, волосы обвили ей плечи и упали на грудь. Внезапно он обрадовался, что так темно.

Она взялась за его рубашку, помогла ему стянуть ее через голову, а затем — откровенно — посмотрела, как он стоит перед нею, восставший, наготове, и прикрыть себя ему нечем.

Обеими руками она провела по его бокам, скользнув по ягодицам и бедрам, наслаждаясь его упругостью, целуя его живот. Она была умела и точна, а он потел от желания и страха. Откуда в ней эта уверенность? Он подумал — но лишь на миг, — первым ли он пришел к ней вот так. Затем оттолкнул эту мысль и крепко прижал Молли.